— Я с самого начала был против тех уроков пилотирования, — произнес он и вновь начал рыдать. В скором времени он уже рыдал в полный голос, но в этом не было ничего страшного, потому что Бренда Перкинс уже постояла возле тела своего мужа и ушла, беззвучно глотая слезы, а брат Бови находились внизу. Работы на них навалилось много (Энди понимал, хотя только краем сознания, что происходит что-то очень-очень плохое). Ферн Бови сходил перекусить в «Розу-Шиповник», а когда вернулся, Энди подумал, что он прогонит его прочь, но Ферн прошел мимо него по холлу, даже не взглянув на Энди, который сидел здесь, свесив руки между колен, с распущенным галстуком и растрепанным волосами.
Ферн исчез за дверьми того помещения, которое они с братом называли «мастерской». (Ужас! Ужас!) Там лежал Дюк Перкинс. А также этот проклятый летун Чак Томпсон, который, возможно, и не сам подбил его жену к тем урокам, однако же, и не отговорил ее от них. А может, и еще какие-то другие трупы также лежали там, внизу.
Клодетт лежала точно.
Энди выдал похожий на булькотение стон и еще плотнее сцепил руки. Как ему жить без нее? Он же не сможет без нее жить. И не только потому, что он любил ее больше собственной жизни. Это Клодетт (вместе с регулярными, необлагаемыми и все постоянно увеличиваемыми инъекциями денежной наличности со стороны Джима Ренни) поддерживала на плаву их аптеку; сам Энди довел бы ее до банкротства еще на границе столетий. Его специальность — общение с людьми, а не со счетами или бухгалтерскими книгами. Вот его жена — она специалистка по цифрам. То есть была специалисткой.
Эта фраза в прошлом времени прозвучала в его мозге, и он вновь застонал.
Клодетт с Большим Джимом даже как-то вместе исправляли что-то в городских книгах, когда их проверяла аудиторская служба штата. Та проверка не застала их неожиданно, потому что Большого Джима предупредили о ней заранее. Деталей не сообщили, однако сказали достаточно, чтобы они поработали с компьютерной программой, которую Клодетт называла «миссис ЧИСТКА». Так они ее называли, потому что она выдавала чистые цифры. Они из этого аудита вышли кристально чистыми, вместо того, чтобы сесть в тюрьму (что было бы несправедливо, учитывая то, что большинство того, чем они занимались — фактически, едва ли не все — делалось на благо города).
Если сказать правду, вот кем была Клодетт Сендерс: миловидной версией Джима Ренни, добрейшим Джимом Ренни она была, то есть человеком, с которым Энди мог спать и рассказывать ей свои секреты, и жизнь без нее казалась ему немыслимой.
Энди вновь начал рыдать, и тут уже сам Джим Ренни положил ему руку на плечо и сжал. Энди не слышал, как тот зашел, но не подскочил. Он просто ожидал эту руку, потому что ее хозяин всегда появлялся тогда, когда Энди нуждался в нем больше всего.
— Я знал, что найду тебя здесь, — произнес Большой Джим. — Энди, друг, мне очень, очень жаль.
Энди подскочил с места, нащупал руками туловище Джима и продолжил рыдание уже Большому Джиму в пиджак.
— Говорил же я ей, что эти ее летные уроки опасные! Я ей говорил, что этот Чак Томпсон точь-в-точь такой же осел, как и его отец.
Большой Джим успокаивающе гладил его по спине.
— Понимаю, но она сейчас в лучшем месте, Энди: сегодня она ужинает с Иисусом Христом — ростбиф, зеленый горошек, картофельное пюре с подливкой! Разве это не прекрасно? Подумай об этом. Как ты смотришь на то, чтобы нам сейчас помолиться?
— Да! — всхлипнул Энди. — Конечно, Большой Джим! Помолись со мной.
Они опустились на колени, и Большой Джим начал долго и неистово молиться за душу Клодетт Сендерс. (Под ними, в секционном зале, их услышал Стюарт Бови и, подняв голову к потолку, заметил: «Этот мужчина умудряется срать одновременно из двух дырок».)