– Ох, ты попал, товарищ Давиан, ты попал! Попал! Я заставлю тебя читать проповеди о славе коммунизма двенадцать часов в сутки, без выходных, в канализации, среди тамошних рабочих.
– Разве так плоха помощь простым людям? – без дрожи, но с уверенностью прозвучали слова. – Я ведь помог больной женщине.
– Да, плоха, если они не разделяют святую идеологию коммунизма. Или ты не понимаешь? – умерив пыл, но всё ещё с гневом твердит Форос. – Да, ты не понимаешь и не хочешь понять.
– Так расскажите.
– Достойны спасения и помощи народной лишь те, кто встал на путь исповедания истин коммунистических, те, кто отвергли любовь ко всякому человеку, вне праведного общества, поскольку народ, объеденный единым воззрением постулатов равенства, настолько вознёсся в своём совершенстве, что не терпит тех, кто на него не похож в аспектах приверженности к идеологии.
– Это как? – голос Давиана немного окреп, и он теперь может спокойно говорить, подавив в себе шторм страха, но всё ещё чувствуя его гнетущее присутствие. – Позвольте вам процитировать Книгу Деятелей Партийных, главу первую, стих второй, раздел первый.
– Давай.
– «Партийный член наделён обязанностями праведными. Его волею твердо и неуклонно проводится в жизнь решения Партии, разъясняется массам политику Партии, строится укрепление и расширение связей Партии с народом, проявлять чуткость и внимание к людям, своевременно откликаться на запросы и нужды трудящихся».
– А-а-а, ты зацепился за нуждающихся. Но ты не читал комментарии к «Книге»? Нет, а там говорится, что нужно помогать нуждающимся из рядов тех, кто разделяет идеи коммунизма, – в голосе Фороса промелькнуло нечто похожее на больное самодовольство. – А как же Послания Первостроителей Директории Коммун? Там, в разделе первом, стихе тринадцатом говорится – «не протянешь ты руки помощи к тем, кто отрицает наши высокие воззрения на мир, ибо они во тьме блуждают, так пускай же в ней и погибнут поскорее, отчищая пространство для народа, проповедующего коммунизм».
Давиан поник. Он не может принять, что таков порядок вещей в Директории Коммун – не помогай неправильному, это плохо. В Рейхе хоть и есть свои еретики и преступники, но Империя не покидает их в голоде и холоде, всячески стремится наставить на путь своих воззрений на мир, но не стремится уничтожить физически, предпочитая ломать систему ценностей.
– И в этом суть?
– Да, – чётко и сразу отвечает Форос. – В этом наша правда и сила, наше призвание – вычистить землю для тех, кто истинно прав и утверждён в идеологии.
– Зачем?
– Потому что так требовал народ в начале строительства Директории.
«Звериная сущность дикарей» – подумал о людях Давиан, которые из-за ненависти и зависти пожелали устранять тех, кто им как-то не приглянулся.
– Нельзя тебя исправить… Рейх накладывает своё! – снова перешёл на крик Форос. – В тебя вложили столько времени, столько ресурсов. Ты мог стать великим партийцем, мог дать надежду народу Директории и Партии, что за стеной не все обречены на гибель, но мы ошиблись.
– И что же теперь? Меня осудят по справедливости? – вопросил Давиан, заведя руки за спину.
– Справедливый суд… твоя фраза лишь показывает, насколько ты невежественен в познании нашего мира. «Народный суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать, узаконить и учинять его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас»[11].
– Это откуда?
– Абзац третий, стих пятнадцатый, глава восьмая раздела второго «Собрания посланий партийцам от народных праведников».
– И что же теперь будет?
– Ты сам зачтёшь своё будущее, – напористо выговорил Форос. – Ну, давай же. Ты знаешь его.
– Наказание, которое мне назначит народ… согласно Книге Деятелей Партийных, главе десятой, разделу первому.
– Но Партия и есть народ, а посему она назначит тебе наказание по все строгости и мере проступка, о чём тебе будет сообщено позже, а теперь проваливай. И так без тебя работы много.
– Да, товарищ Форос.
Давиан как можно быстрее вышмыгнул за дверь, стараясь покинуть место, именуемое Великим Домом Партии, где и сосредоточен главой узел управления в Улье №17.
Идя по его узким коридорам, где средь дверей бесчисленных кабинетов можно встретить редкого человека или андройда. Всё серо и уныло, накрылось вуалью мрачности и безжизненности, а тусклые лампы лишь усиливают давление на сознание. Парень бредёт по бетонному полу словно пришибленный, дорога перед его глазами вытянулась, стала долгой и гнетущей, и он ускоряет шаг, чтобы как можно быстрее достигнуть выхода.