– Вы кто? – спросил Лир.
– Я народный законник, прикреплённая сюда для повышения правового знания в этом месте.
– Ага, – зацепился Милош, – вы же должны понимать, что это преступление против равенства, против народа, а значит и Партии. Вот если все начнут относиться к партийным повелениям легкомысленно, то, что тогда? Правильно, не будет нужды в Партии, а если в ней не станется нужности, то, следовательно, и в обществе не будет надобности, но этого быть не может, правильно? Партия и народ равны, так едины, а поэтому, преступления умысел и против партийцев направлен.
– Но ведь Закон Народный говорит…
– Скажи, а что говорит Закон «О Народных Судах»? – перебил вкрадчиво Милош девушку. – Что там возносится выше всего?
– Народная воля, выразителем которой…
– Да-да, мы знаем. Он нарушил партийное распоряжение №23 по нашему Району, которое предусматривает смертную казнь за мелко-пролетарские тенденции. Он посягнул на власть Партии, а значит и народа, решил быть в труде не равным нам. Так ведь, равная мне?
– Именно, – без скрипа зубами, без противоречий согласилась девушка, по сути, одобрив расправу над парнем.
– И что же решит суд? – раздался на всю комнату бас Лира, который вынул из-за пазухи пистолет, и снял предохранитель.
А Милош простучал кончиками пальцев по планшету, открыв форму протокола, и моментально заполнив его, оставив пустой только графу под названием «Решение Народного Суда».
Все, кто здесь присутствуют, снова задумались, став помышлять о наказании, и кто-то из собравшихся стал зачитывать весьма необычные строки:
– Мы же помним, что самое главное, что нам говорит Партия?
– Мы чтим, то, что нам вкладывает нам Партия, – сказал какой-то плотный лысоватый мужчина.
– Мы знаем, что нужно следовать, как говорит Партия, ибо она глас народа, она и есть он, – поддержала его хрупкая девушка.
– Мы следуем, как нам говорит Партия, ибо так говорит и народ, – ещё один человек закончил чтение текста, похожего на литанию к Партии и содрогнулась мысль Давиана от вопроса «А не в секту ли я попал?».
Народный Суд решил, что делать, он непреклонен и полон фанатичного уважения к Партии, а значит, поставит во главе всего сначала её интересы, затем нужду коллектива, и только потом требования отдельных людей.
– Мы решили, – шаг делает вперёд высокий парень, с широким лицом, на котором поросли рыжих волос, – Народный Суд Общей Соты №14 площадки Общего Холла №16 вынес приговор в составе двадцать одного человека из двадцати пяти её жителей приговор. Товарища Кира приговорить к смертной казни на месте, путём расстрела.
– Велл, – прохрипел обвиняемый, а в его глазах появился душеточильный блеск и слёзы расчертили щеку, – за что ты так? Мы же друзья, не предавай меня… друзья, не предавайте меня.
– Нет. Ты попрал святые коммунистические истины, и народ воздаст тебе за это! – раздался басовитым криком ответ. – Ты никто перед идеей!
– Я обжалую это! – возопил парнишка, став брыкаться из стороны в сторону и пытаясь вырваться, но ботинок ещё сильнее надавил на грудь худющего парня и раздался характерный хруст костей и ему ничего не остаётся, как лежать и пускать слёзы в пол.
Лир передёрнул затвор и уставил дуло в лицо парню, с усмешкой засипев:
– Я, как партийное лицо, отказываю тебе в праве обжалования. Нечего было посягать на Партию.
Раздался оглушительный хлопок, увенчавший огненной вспышкой дуло пистолета, отразившейся на десятках серых поверхностях повсюду. Его жизнь окончена – Партия не прощает любое, даже самое мелкое выступление против её идеалов и установлений, ибо в глазах её небольшое бунтарство, самое незначительное отклонение от партийной идеологии, сулит большой мятеж и потерю власти. Так думает Партия и Давиан чувствует, что фанатичная паранойя, доведённая до сущего безумия, это страх, первобытный ужас перед тем, что власть может выскользнуть из её рук, а поэтому карательный аппарат должен работать с должной жестокостью и бесчеловечностью, без перерыва. Но юноша это сводит к одной формулировке, диктованной пропагандой Партии – «если она потеряет власть, значит и народ её лишится, а это плохо. Он нарушил установку – все равны среди равных, решил помастерить и показать свою индивидуальность, так будь за это побитым».
– Нет закона кроме воли Партии, – низким басом с толикой благоговения заявил Лир, то ли случайно или же намеренно не добавил знаменитой фразы – «а значит и народа».
Давиан наблюдал за показательной казнью с отстранённостью, будто не желая тут присутствовать и наблюдать за народным правосудием, запряжённым волею Партии. Юноша словно пропустил через себя смерть человека, который пытался себя хоть чем-то попытаться развлечь средь фундаментально-бездушного мира. Не было этого и трупа сейчас не станет – его куда-то уносят, тащат и сваливают в серебристого цвета мешок и взвалив на плечо один из бугаев его уносит прочь.