А огромную сцену сначала взошёл человек, объятый в шёлковые серо-красные одежды, смахивающие на саван без капюшона. Это оказался Архонт Улья, управляющий «городским отделением Партии… но не самим городом, ибо власть над ним принадлежит народу», как говорят иерофанты коммунизма.
Он тут же пустился в хвалебные оды Апостолу Коммун, стал рассказывать, что все они живут и существуют лишь потому что, есть Он. И сегодняшнее солнце – это результат молитв и действий «великого пророка коммунизма, который несёт голос духов первокоммунистов – Маркса и Энгельса, что взывает к ним из глубины веков», как выразился Архонт.
Давиан был в шоке от того, что тысячи людей одномоментно ударились в истерический плач, заполнив страшным воем всю площадь. Модифицированные ушные аппараты Фороса и прочих иерархов, разделивших своё тело с машиной, выдержали этот рёв, а вот Давиан и Юля едва сознание не потеряли от столь дикого рыдания. Но все успокоились, когда на сцену взошёл он – «денника праведных идей» «сын зари эры коммунизма»… сам Апостол Коммун в окружении Гвардии явил себя перед народом. Это высокое, три метра в высоту существо, окутавшееся в яркие, слепящие глаз неестественным внутренним светом рубиновые одежды, взглянув на которые можно ослепнуть на какое-то время. В толпе завопили, что его лик настолько светел, что ослепляет и народные массы стали скандировать «Апостол Коммун», а затем перешли и на яростный крик. Давиан напрягся и различил одежду Апостола – его механические ноги, торс из металла скрывал плащ рубинового цвета, расшитый начищенным до слепящего блеска златом и серебром.
Громоподобный голос донёсся из всех колонок и народ в одно мгновение пал на колени перед Апостолом Коммун, став ему кланяться. Давиану пришлось подчиниться, и он вместе с Юлей стал отыгрывать роль шестерни в механизме, которые «рады» появлению хозяина. Была пара человек, которые замешкались и вовремя не преклонились и народ, на почве безграничной любви повалил таких на землю и сломал ноги, прикрикивая – «не хочешь сидя чтить великого Лидера, будешь это делать лёжа». Несколько парней и девушек моментально были свалены и их конечности под неприятный хруст изломали, приведя их в нужное положение.
Апостол Коммун запел сладостные трели про своё величие и могущество, про то, как важно быть равными… пел он примерно часа два, пока народ ему кланялся и плакал, кланялся и плакал.
Давиан думал, что Империя есть оплот Культа Личности, возведённого в состояние религии, но здесь он открыл для себя новые горизонты возможного извращения над душами людей. И больнее всего ему было наблюдать за Паулем. Его друг, старый приятель, словно не увидел товарища. Колкостью взялось сердце, когда Давиан смотрел на исхудавшего и лишённого жизни в глазах Пауля, лицо и голову которого украсили шрамы и следы врачебных нитей… словно его шили-перешили.
Верховный лидер прекратил акт преклонения одним взмахом руки, которым он попросил подняться толпу людей и правой рукой дал им понять, куда устремить взгляд пламенных очей. Партийцы обратили взор на крыши зданий, где выстроились сотни отобранных человек. Апостол Коммун заявил, что эти люди специально выбраны «народными приапостольскими сообществами», чтобы потвердеть «власть людей». Если они, собравшиеся, проголосуют сейчас за прыжок, то те бедняги сиганут с крыши, чтобы подтвердить свою любовь к Апостолу.
Перед глазами Давиана встал образ ближнего востока, возникший из воспоминаний об уроках истории, времён халифатов и крестоносцев. Всё напоминало ритуальное жертвоприношение во имя лидера, а Апостол Коммун походил на «старца горы», который дабы потешить своё самолюбие готов во славу свою пролить крови чужой.
Естественно разыгранный референдум решил – смерти во имя его имени к верховному лидеру быть. Одним взмахом Апостол Коммун сбросил сотни человек с крыш, которые на почве, взыгравшей в них фальшивой любви и рьяного почитания, пали на асфальт подобно дождю, что вызвало бурю ликования в огромнейшей толпе.
Ужас на пару с омерзением взыграли внутри Давиана, но он мгновенно подавил их в себе и не дал бранной речи вырваться из горла. Скрипя зубами и с гневом в сердце, он покорно продолжил участие в том, что продолжилось дальше. Все запели шестнадцати строчный ксомун «Слава лидеру», где воспевался Апостол. Люди, нет – жалкие подобия людей, чьи души во время «воспитания» были запрограммированы на заведомую любовь к лидеру, пели шестнадцать строк, и буквально давились слезами радости, зачитываясь словами похвальбы.