– То есть ты променял дружбу на… идею? – удивилась Юлия.
– Не суди меня строго, я знаю, что ты обо мне подумаешь, но это так. Меня ослепило почитание вашего мира. Я…я…я был слишком глуп, чтобы это понять. Поверь, я скорблю о том, что сделал.
Давиан примолк, стараясь справиться с волной эмоций, что его залила. Он готов взмолиться Богу, которого никогда не чтил и в которого никогда не верил, лишь бы только его вернули к тому моменту, когда он отказался от друзей ради полной неизвестности, страшной, но манящей золотыми далями. Он видел и претерпел более чем достаточно, чтобы возненавидеть Директорию Коммун, но вишенкой на торте коммунального сумасшествия стало религиозно-фанатичное почитание Апостола. Культу Государства с Империал Экклесиас далеко до Партии и веры в народного вождя. Партийцы готовы на всё, вплоть до того, чтобы отдать свою жизнь, лишь бы угодить верховному лидеру и это испугало сильнее всего Давиана.
– Почему же Милиция не прекратила эти бесчинства? – спросила Юля. – Где была Гвардия? Я прожила больше двух десятилетий в этом аду, но такого ещё не было никогда. Я не видела, по крайней мере.
– Ты ещё не поняла? – вырвались слова, преисполненные негодования. – Разве ты не видишь, ради чего всё было сотворено? Ни Милиция, ни Гвардия не вмешаются, ибо так и нужно было.
– Да-да, ради Апостола Коммун, вера в которого подобна опьянению от опиума, – скривила губы Юля, выражая недовольство.
– Да нет же. Апостол Коммун – такой же символ, такое же знамя, что и остальные. Вся его власть, весь его авторитет зависит от тех, кто подобен Форосу.
– В мастерах слова?
– Именно. Они и только они созидают приятый для уха глаза образ вождя. Я лично не раз видел и слышал, как Форос зачитывался писаниями о величии Апостола Коммун, вводя людей в состояние плача и истерики.
– Но зачем?
– Ты так и не поняла, – печально сказал Давиан. – Он тот образ, с помощью которого можно держать в повиновении толпы людей. Он – звезда, за которой ведут мастера слова и политики. Люди принимают его как высшего гуру…
– И покланяются ему как божеству, – перебив Давиана, закончила мысль Юля, повернув голову в сторону одного из высотных домов, который прямо напротив них, через улицу, подняв руку, и продолжила речь, только на сей раз, её слова тяжелы и облечены в горесть. – Вон в той соте, жила моя подруга. Я её знала ещё со школы и как-то раз к ним в Холл явился один из проповедников. Он стал читать им проповеди об Апостоле Коммун, про то, как он велик и могуществен. Все пели и плакали вместе с ним, но Мира, так её звали, просто повторяла слова его.
– И что тогда?
– Мне рассказывали, что он стал её спрашивать, задавал вопросы. Минут пять он заваливал её расспросами о том, какой строй лучше, в чём преимущества народовластия и всё было хорошо, но до того момента, пока они не заговорили об Апостоле. Мира сказала, что не могла поверить в его власть и тогда проповедник «Именем Апостола Коммун, лидера истинно-народного» приказал одному человеку вскрыть себе артерию. И тот сделал это, вспоров себе шею. Второму, во славу Кумира, конечно же, он дал приказ… – Юля замолчала, преодолевая бурю душевных волнений, – задушить Миру, раз она высказала сомнение.
– Печально.
– Ты понимаешь, Давиан? – голос Юли дрогнул, а в горле встал колючий и неприятный ком. – Он именем Апостола Коммун её убил, убрал как барахлящую деталь. Ты прав, бесконечно прав, Апостол не более чем свастика. Нельзя не уважать Партию, но по-настоящему влюбиться можно только в лидера, пусть он и будет только символом, абстрактной картинкой на плакатах.
Давиан обернулся. Он увидел, как по щеке, измаранной сажей, и пеплом бежит слеза, поймавшая на себе отблески далёкого пламени, возгоравшегося от действий апостолистов, ведущих себя подобно диким огнепоклонникам. Юля коснулась кожи и утёрла её, размазывая влагу вместе с сажей.
– Прости, я не должна была…
«Не все в этом мире с изломанными душами… не всех сумели сломить психообработка и бесконечные удары идеологического молота» – подумал о Юле Давиан, сочувственно сказав:
– Ничего страшного… мы не железные, да и камер и микрофонов тут я думаю, нет. Да, Форос рассказывал мне о том, что во имя и славу Апостола Коммун тут творится многое. Мне пришлось видеть, как Форос призывал трудяг на заводе до изнеможения вырабатываться у станков и компьютеров, лишь бы только партийный лидер был доволен их работой.