– Знаешь, я давно тут направляю волю народных творцов и вижу, что ты устал, парень, – с извращённой заботой заговорил Сим. – Может тебе девочку или паренька? Или стопочка тебя раскрепостит? Да ты не бойся, вся Директория Коммун так живёт.
– Нет, спасибо.
– Как хочешь. Эх, славные времена наступают. Скоро весь мир станет монолитом в устроении нашего творчества.
– Конечно – холодно бросил Давиан, и устремился прочь из этого проклятого места.
Глава тринадцатая. Карминовый марш
Следующий день (17 декабря). Утро.
В небольшой комнатке поселился тусклый слабый свет, исторгаемый от вездесущих светопанелей, облепивших улицы и несущих слабый и холодный подарок электричества, позволяющий хоть что-то разглядеть в человейнике вседерикториального статуса.
Юноша подтягивает к себе мятую бесцветную подушку и прижимается к ней, желая ещё как можно дольше пролежать в постели, под тёплым одеялом, но на всё комнату раздаётся истошный звон будильника. Пронзительный электронный визг моментально выбил всякий сон из парня, и он как подорванный поднимается, скидывая с себя одеяло и практически криком говорит:
– Гало, эд хок! – после этих слов, механический глашатай рассвета моментально смолк.
Сейчас в эту же секунду миллионы людей в исполинском городе повторили тоже самое действо и Давиан от одной этой мысли готов был усмехнуться, если бы не тяжесть положения, в которое он попал.
– Будь проклято это равенство, – шёпотом, неслышимым для систем народного контроля в виде потаённых микрофонов и скрытых камер, сказал Давиан.
Партией и народом установлено, что каждый житель такого оплота истинного равенства, как Сверхулье будет вставать в одно время, что миллионы таких же горожан. Они будут произносить те же команды, для выключения будильника и станут жить в одинаковых квартирах. Всё, естественно, для продвижения идеи абсолютного равенства.
Юноша тяжело встаёт и, помотав головой, окидывая однокомнатное помещение, пошёл к стенке, где расположилась раковина. Открыв воду, он быстро умыл лицо и выключил краник, чтобы не потребить слишком много живительной влаги. Давиан с негодованием встретил информацию о том, что на каждого жителя Сверхулья выписывается равное количество воды, которое он может потребить, и сделано это для того, чтобы «убить страсть гордыни или зависти в человеке, ибо сосед, знающий, что его сосед живет, так же, как и он в самых мелочах, будет избавлен от стяжания имущества ближнего, а партиец, знающий, что во всём равен другому партийцу не будет иметь повода для гордыни над ним», как утверждали проповедники коммунизма.
«Чем бы себя занять?» – подумал юноша, открывая банку с жижей, похожей на творог, чтобы подкрепиться.
Сегодня у Давиана выходной и его заменил на службах напарник по чтению хвалебных песен на складе и сегодня он может посвятить день тому, чему сочтёт нужным. Большинство партийцев убивают время в творческих коммунах, где и пищи вдоволь и алкоголя залейся, и развлечение себе найти можно по плоти и духу. Но Давиан досыта насмотрелся на тот разврат, который там творится, а посему переводит мысли в другую сторону, помышляя о путях прогулки.
– Куда же…
Конечно, он может остаться дома, где за ним смотрят десятки глазах и прослушивают столько же ушей. Он может смотреть телевизор, где показывают один-единственный канал коммунистической пропаганды или подключиться к миллионам камерам по всему городу, чтобы стать «вершителем народного контроля».
«Нет» – утвердительно отвергает эти мысли Давиан. – «Лучше скитаться весь день по городу».
Книги? Если бы тут моно было почитать что-нибудь хорошее, то Давиан оставался целыми днями дома, высовываясь только за продуктами или, а работу, всё время проводя за книгой, но это не про Директорию.
«Как можно было угробить целое искусство?» – сокрушается Давиан.
Книжное дело в стране победившего коммунизма низведено до плинтуса. В Сверхулье все должны читать только одно литературное произведение, дабы не рождалось интеллектуального неравенства и человек не смел мыслить в противоречие мыслям другого человека. Партия, а значит и народ, считает, что разнообразие в литературе способно породить интеллектуально-культурную ресинхронизацию, что является угрозой всему социуму. И таким образом в понедельник Сверхулье читает детектив, во вторник фантастику, в среду научные книги, в четверг фэнтези, в пятницу классическую литературу, в субботу все произносят стихи, а в воскресенье возносят хвалебные песни коммунизму. Контроль над прочитанным обеспечивает система народного контроля и не дай коммунизм кто-то отступится от литературного правила, ему тут же будет предан классовый статус «богема», а за это следует наказание.