— Чувак, — единственное, что хрипло прошептал Слим.
Вот дерьмо. Я встала коленями на сиденье и осторожно потянулась через стол, чтобы не задеть ни одну из бутылок, и положила свои ладони на руку Блейка.
— Мне жаль.
Он издал слабый, беспокойный выдох.
— Врачи позвонили и сказали, что уровень его эритроцитов на нуле. Они провели несколько исследований, чтобы выяснить, что произошло, — объяснял он из-за плеча Блу. — Я до смерти напуган.
— Сейчас есть все лекарства от этого вида рака, — пискнул Слим.
Блейк лишь слегка кивнул.
— Да, врачи так и сказали. Они сказали, его заболевание лучше остальных поддается лечению. Но это по-прежнему пугает меня до чертиков.
Конечно, пугает. Мы сидели вокруг него и пытались подобрать слова утешения и заверения, что Джуниор поправится. Больше никто не притронулся к выпивке, пока говорили все это ему, но через час, когда мы вышли, он выглядел более спокойным.
Положа руку на сердце, я не могу сказать, что ему не придется сходить с ума сотни раз в течение всего курса лечения в следующие несколько месяцев, но, я надеюсь, что он обратится к кому-то из нас за моральной поддержкой.
Что меня доконало, так это Декс, который так ничего и не сказал, пока он вел меня к своему байку, держа руку на моем бедре.
Когда мы приехали, я едва успела сесть на диван, как он подошел и встал передо мной. Сделав жест четырьмя пальцами, он рыкнул:
— Сними это, детка.
— Прошу прощения? — я медленно подняла бровь.
— Твою кофту, — сказал он мне тоном, будто предлагал сесть на заднее сиденье своего мотоцикла.
— Зачем?
Декс наклонился, чтобы взяться за верх моей кофты и начал стаскивать её с меня через голову, пока я извивалась.
— Какого черта, Декс? — я отмахнулась от него рукой, попав ему в живот.
Его нисколько не смутила моя жалкая попытка заехать ему. Декс упал передо мной на колени и, не говоря ни слова, поднял мою руку. Между бровей у него пролегла морщинка, губы мрачно вытянулись в прямую линию. Он прикоснулся кончиком своего ухоженного пальца к внутренней поверхности моей руки. Один, два, три раза. Я не могла этого как следует почувствовать, но действия сам по себе казались более интимными, чем то, что мы вытворяли в его постели позавчера.
Когда в последний раз я позволяла кому-нибудь смотреть на мой шрам так близко, позволяла трогать его? Никогда.
Его дыхание стало затрудненным, давление подушечки его пальца усилилось, когда послышалось, наконец, его низкое ворчание.
— Ты и не подумала, что-нибудь рассказать мне об этом? — спросил он, разглядывая стянутую кожу. — Ты не думала о том, чтобы сказать мне, что ты больна?
— Я была больна, Декс, — я попыталась выдернуть свою руку, но он держал ее слишком крепко. — Я не болела уже очень долго.
— Как долго? — его голос был, низким, горячим и манящим.
— Я уже пять лет в стадии ремиссии.
— Тело Декса дернулось.
— Долго — это десять лет, двадцать лет. Но не пять, Ритц, — он придвинулся вперед на своих коленях и склонил голову к моей. — Не пять гребаных лет.
— Я в порядке, честно, — по его взгляду я поняла, что он пропустил мои уверения мимо ушей. — Мои шансы заболеть снова очень малы.
— Мне плевать, — проскрипел он. Слова прозвучали так, будто разодрали ему горло. — У тебя был рак, а не чертов грипп.
— Декс, это ерунда.
— Детка, это не чертова ерунда. Тебе бы не удалили половину бицепса, будь это ерунда. Ты б не прятала это, будь это какой-то фигней. Для меня это дерьмо — не ерунда.
Потянувшись вперед, я обхватила его плечи и прижалась лбом к его носу.
— Мне жаль, что я не сказала тебе раньше, но это не такое уж большое дело. Я в порядке и, надеюсь, так и будет до конца моей жизни.
Он произнес последнюю фразу так медленно, что я упустила половину слов. Его дыхание овеяло мое лицо, мятное с капелькой сигаретного дыма.
— Детка, есть что-нибудь еще, что ты должна мне рассказать?
— Нет, ничего важного.
Декс покачал головой.
— Ей-Богу, ты доведешь меня до сердечного приступа, ты уверена?
Я положила свои ладони ему на щеки.
— Я абсолютно уверена. Честное слово. Это все.
Кончик его носа провел линию от моего лба к моей макушке.
— Не повторяй этого дерьма со мной снова, — попросил он. — Поклянись, Ритц, что больше не вывалишь на меня это дерьмо.
Его тон. Христос. Тембр его голоса вызвал у меня мурашки по всей спине.
Мое тело начало трясти.
— Я клянусь.
Его пальцы прошлись по моим ребрам, разминая кожу и косточки.
— Ты ведь скажешь мне, если почувствуешь себя плохо, детка? Что угодно, детка. В любой момент, когда ты почувствуешь недомогание, поклянись, что скажешь мне что-нибудь?