— Не говори ему ни слова. Ни единого чертова слова. Весь последний месяц Сонни не понимает, что происходит. На меня напали прямо на работе и велели вернуть некую сумму. И все из-за тебя. Ты у меня в долгу, и можешь поверить, ты не захочешь, чтобы я начала перечислять миллион и одну вещь, с которыми мне пришлось смириться из-за тебя в прошлом году.
Он открыл было рот, чтобы ответить мне. Его глаза поднялись от моей руки к лицу Декса.
— Не надо, — настаивала я. — Просто не надо.
— Он «Вдоводел», Риззи, — крикнул отец, позабыв о том, что мы находимся в дешевом мотеле, где полно народу.
Где он об этом узнал?
— Он мой, — провозгласила я. — И мои дела перестали тебя касаться, когда ты ушел.
Я не могла задеть его еще сильнее. А мой татуированный придурок был более чем доволен, наблюдая как страх и унижение перекосили лицо старика.
— Да, — усмехнулась я. — Именно так.
Не знаю, откуда только все это безобразие всплыло?
— Я не думал… — путался он. — Они пришли за тобой?
Мой отец поднял обе руки и провел ими по ежику коротких волос.
— Иисус, — он тряс своей головой. — Я никогда бы не подумал…
Тело Декса согрело мою спину, когда он шагнул вперед. Он уперся локтями в дверную коробку, обхватив меня за плечи.
— Тебе никогда не было дела. Не стоит заблуждаться, выставляя себя хером, если ты просто идиот.
Он ощетинился, его рот открылся, чтобы ответить или сказать гадость человеку, моложе его.
Их спор был не окончен. Но это было не важно.
— В любом случае, это не имеет значения. Мне нужно знать, деньги у тебя?
Его лицо не предвещало ничего хорошего.
— Риззи.
— Да или нет.
Мой отец надул губы и выпустил воздух.
— Не совсем.
Я приготовилась к худшему, вполне возможно для него и двадцать баксов существенная сумма.
— Сколько?
— Черт, — его губы снова надулись. — Ты не хочешь войти и поговорить об этом?
— Нет, — мы с Дексом ответили в один голос. Тем более что эта женщина все еще был там. Отвратительно.
— У тебя пять минут, чтоб спуститься к нам вниз, — сказал Декс. — Дай мне свои ключи.
Мой отец отступил назад, свирепо нахмурившись.
— Что?
— Твои ключи. Отдай их мне.
— Какого черта я должен?
Может он и не знал, но я знала. Я протянула ему ладонь.
— Мы не можем позволить тебе уйти.
— Я не уйду, — ответил он, и я почувствовала грубое согласие с просьбой Декса.
Эта была только моя битва, не чья-либо еще. Я продолжала держать перед ним ладонь и ждать. Он не отдал ключи немедленно. Лицо моего отца сменило кучу выражений, пока он, наконец, не развернулся и не вошел в комнату. До нас донесся шепот двух голосов, перебивающих друг друга, а потом он вернулся и бросил связку ключей на мою ладонь.
— Пять минут, — сказал Декс позади меня, и я увидела женщину, которая двигалась по комнате.
Женщина, одетая в одежду моего отца. Женщина, которая была бы похожа на мою мать, если бы я прищурилась и видела все расплывчато.
Я вздохнула. Я не могу сконцентрироваться сейчас на том, как я разочарована в человеке, которого называла своим отцом.
***
Неловко даже начинать описывать обстановку, которая воцарилась в грузовике Лютера или напряжение за столом в пиццерии.
Напряжение, которое я даже не могу описать подходящими словами.
— Риззи, — начинал он говорить много раз, но Декс каждый раз затыкал его.
— Не надо, — рычал мой темноволосый мужчина.
Я не делала ни малейшего усилия переубедить Декса, что я хочу поговорить с отцом, потому что я действительно не хотела.
— Риззи, — снова твердил он, а мы пропускали мимо ушей.
Моя мама. Моя бедная, красивая, милая мама любила этого человека. Он был для нее целым миром, несмотря на то, что он оставил ее с двумя маленькими детьми. Она любила его, хотя он никогда не звонил, никогда не помогал деньгами, не помогал ни одним чертовым полезным делом.
Ярость бурлила по моим венам.
Если бы я знала раньше все, что знаю сейчас…
Что я полагалась на самолюбивого мужика-шлюху…
Я потянулась к руке Декс и накрыла его пальцы своими. Он строго посмотрел на меня. Напряжение кипело под его кожей, и я не могла понять, что конкретно так его подогревает, но в принципе вариантов было немного.
Декс не был моим отцом. Ни в малейшей степени. И я любила его.
— Я взял у них двадцать, но на руках у меня только восемнадцать.