— Возьми меня с собой! — сказала она в один из вечеров, когда они лениво сидели на траве под одной из даривших днем тень пальм. Негры привезли на берег свои музыкальные инструменты, и звуки диковинного регтайма медленно плыли окрест, смешиваясь с теплым дыханием ночи.
— Мне хотелось бы появиться снова, через десять лет, в образе сказочно богатой и знатной индианки, — продолжила она.
Карлиль бросил на нее быстрый взгляд.
— Ты же знаешь, что ты можешь.
Она рассмеялась.
— Это предложение руки и сердца? Экстракласс! Ардита Фарнэм становится невестой пирата! Девушка из общества похищена музыкантом — потрошителем банков!
— Это был не банк.
— А что это было? Почему ты не хочешь мне рассказать?
— Я не хочу разрушать твоих иллюзий.
— Мой дорогой, у меня насчет тебя нет никаких иллюзий.
— Я имел в виду твои иллюзии насчет себя самой.
Она удивленно посмотрела на него.
— Насчет меня? Да что я вообще могу иметь общего с бог-знает-каким криминалом, которым занимался ты?
— Поживем — увидим!
Она встала и погладила его по руке.
— Дорогой мистер Картис Карлиль, — тихо сказала она, — вы что, в меня влюбились?
— Как будто это что-то значит.
— Но это действительно значит — потому что я думаю, что я тебя люблю.
Он иронично посмотрел на нее.
— Таким образом, ваш счет в январе составит ровно полдюжины, — предположил он. — Думаете, я приму ваш блеф и попрошу поехать со мной в Индию?
— Уверена!
Он пожал плечами.
— Можно пожениться в Калао.
— Какую жизнь ты можешь мне предложить? Я не хочу тебя обидеть, я совершенно серьезно: что будет со мной, если те, кто очень хочет получить награду в двадцать тысяч, когда-нибудь достигнут своей цели?
— Я думал, что ты ничего не боишься.
— А я и не боюсь — просто я не хочу потратить свою жизнь впустую ради того, чтобы это доказать.
— Как бы я хотел, чтобы ты была из бедных. Обычной бедной девочкой, мечтающей в тени забора где-нибудь в южной глубинке.
— Так было бы лучше?
— Я бы получал удовольствие от твоего изумления — просто глядя, как твои глаза широко раскрывались бы, глядя на вещи. Если бы они были тебе нужны! Понимаешь?
— Кажется. Что-то вроде девушек, рассматривающих витрины ювелирных магазинов?
— Да. Которым хочется овальные часы из платины, и чтобы по краям — изумруды. И как только ты решила бы, что они слишком дороги, и выбрала бы что-нибудь из белого золота за сотню долларов, я бы сказал: «Слишком дорогие? Ну нет!» И мы бы зашли в магазин, и очень скоро платина бы матово засияла на твоем запястье.
— Это звучит так мило и вульгарно — и смешно, не правда ли? — промурлыкала Ардита.
— Не правда ли? Да ты только представь себе, как мы путешествуем по миру, разбрасывая деньги направо и налево, боготворимые посыльными и официантами! О, блаженны простые богачи, ибо они наследуют землю!
— Я действительно хочу, чтобы так все и было.
— Я люблю тебя, Ардита, — нежно сказал он.
На мгновение детскость пропала с ее лица — оно стало необычно серьезным.
— Мне нравится быть с тобой, — сказала она, — больше, чем с любым другим мужчиной из всех, каких я только встречала. И мне нравятся твои глаза, и твои темные волосы, и как ты перескакиваешь через борт, когда мы сходим на берег. Фактически, Картис Карлиль, мне нравится в тебе все, когда ты ведешь себя естественно. Я думаю, что у тебя сильная воля, и ты знаешь, как я это ценю. Иногда рядом с тобой меня одолевает искушение неожиданно поцеловать тебя и сказать тебе, что ты — просто мальчишка, голова которого набита идеалами и чушью о классовых различиях. Если бы я была немного старше и немного более устала от жизни, я бы, вероятно, пошла с тобой. Но сейчас я хочу вернуться домой и выйти замуж — за другого.
На той стороне посеребренного залива в лунном свете извивались и корчились фигуры негров — они не могли не повторять свои трюки от переизбытка нерастраченной энергии, как акробаты, которым пришлось провести много времени в бездействии. Они все, как один, маршировали, описывая концентрические окружности, то забросив головы назад, то нависая над своими инструментами, как пасторальные фавны. Тромбон и саксофон вторили друг другу, рождая мелодию, то буйно-веселую, то назойливо-жалостную, как пляска смерти в сердце Конго.