– Значит, вас растили, как ее…
Мое невежество заставило Ариэль Давенпорт раздраженно вздохнуть и закатить глаза:
– Она была человеческим дитятей, а я – волшебным подобием человеческого дитяти. Мы поменялись местами. Я выросла там, а она – здесь.
– И что с ней стало? – спросила я.
– Не по мне о таком рассказывать, – она обезоруживающе улыбнулась одним уголком рта и добавила, безупречно правильно выговаривая слова: – А спрашивать о таком едва ли пристойно.
– Простите… простите меня, – пробормотала я и опустила глаза.
Няня Тесси хранила возле наших с братом кроваток стальные ножницы, дабы отпугивать похитителей-фейри. Однажды от бессонницы и скуки я предложила Лаону закрыть ножницы, чтобы те перестали напоминать крест, и пригласить фейри в гости. Брат пришел в ужас. И поэтому я никогда больше подобных идей не высказывала.
– Как бы то ни было, теперь я снова здесь. Потому что полезна и понимаю вас, людей, – сказала мисс Давенпорт. – Кстати говоря, я очень небрежно отношусь к своим обязанностям. Вряд ли стоит заставлять вас болтать тут целый день, – она махнула поджидавшему носильщику, чтобы тот поднял на плечи мой сундук. Желтоватая кожа носильщика отливала зеленым, когда на нее падал свет.
По дороге до нашего чуть скругленного по углам экипажа мисс Давенпорт что-то напевала под нос. Я старалась не засматриваться на яркие жабры носильщика, пока тот грузил мой сундук и сумки. Он привязал их к высохшему черенку, торчавшему посреди крыши кареты.
– Как далеко до Гефсимании? – спросила я, и стоило только прозвучать названию конечного пункта, как зловещая дрожь прошла у меня сквозь тело.
– Той, что миссионер зовет сумбуром? – уточнил кучер.
– Полагаю, что да, – ответила я. – Там живет преподобный Лаон Хелстон. Хотя, думаю, название этому месту дал его предшественник.
Кучер хмыкнул и отвернулся.
– Вы мне не ответили, – настаивала я. Возможно, предшественник Лаона слишком увлекся, заслуживая себе венец мученика. В конце концов, по какой еще причине можно назвать здание в честь сада, где Христос провел свои последние часы перед распятием? – Как далеко до Гефсимании?
Кучер что-то проворчал под нос, и кожа на его переносице сморщилась, точно меха аккордеона:
– Два откровения и одно прозрение? Нет, должен быть путь покороче… Два тягостных воспоминания и одна меч…
– Шестнадцать миль, – перебила его мисс Давенпорт, – это в шестнадцати милях отсюда. Мы прибудем задолго до темноты.
Я неуверенно кивнула.
– Он говорит так для приезжих, – добавила она, сверля взглядом бормочущего кучера.
Едва я забралась в экипаж, нестройный перезвон колоколов пробил полдень.
Все еще придерживая дверцу, я обернулась и посмотрела вверх. Дыхание перехватывало, сердце разрывалось от предвкушения. Я столько читала о маятниковом солнце Фейриленда и по своей глупости чуть ли не ждала, что оно качнется в небе, прежде чем устремиться на восток. Точно кулон, с которым я экспериментировала, пытаясь понять, как это работает.
Разумеется, все оказалось совсем не так.
Солнце выглядело заметно больше того, которое сопровождало меня всю жизнь. Но в остальном казалось точно таким же и жгло глаза, пока я в него всматривалась.
– Оно не настолько быстро движется, – произнесла мисс Давенпорт. – Просто глянув вверх, ничего не увидишь. Даже в полдень.
Я опустила взгляд. Из-за яркого света перед глазами плыли белые пятна. Я прикрыла веки и прижала к ним прохладные пальцы. Конечно же, я знала, что ничего не увижу. Дни в Аркадии ничуть не длиннее обычных.
Однако искушение было слишком велико.
– Простите. Мне стоило догадаться, – пробормотала я, забираясь обратно в карету и усаживаясь на крапчатую обивку сиденья. Ведь знала, что нахожусь на самой окраине Фейриленда и многих странностей маятниковой траектории солнца отсюда не заметить.
– Когда ваш брат впервые приехал, он поступил точно так же, – сообщила мисс Давенпорт.
Я улыбнулась и, несмотря на разделявшее нас с Лаоном расстояние, снова почувствовала близость с братом.
Мы с ним были неразлучны с той самой секунды, как я вернулась из школы для дочерей священников. Произошло это после смерти нашей сестры Агнесс. Мне было семь с половиной лет. Меня попросили коснуться губами холодной кожи мертвого тела, а я старалась не думать о стоявшем на столе гробе. О том, что покойница выглядит переодетой в платье сестры незнакомкой. О том, до чего пустым казалось тогда обещание жизни за пределами этого мира. Мои пальцы сплелись с пальцами брата, но я не чувствовала тепла его ладони, пока мы стояли и смотрели, как гроб глотает земля.