– Мы никогда не врали тебе, Леточка.
– А про Деда Мороза? Что если кашу не съем, её ворона унесёт? Про водяную крысу в колодце? А что Пушистик в лес убежал и передавал потом мне морковку? Я всё равно сразу догадалась, что ни в какой лес он не убежал, а умер. Врали, что в школе замечательно, много хороших деток и добрая учительница! – Лета передразнила папины интонации. – Жесть!
Папа и бабушка с облегчением засмеялись.
– Летка, на допросе ни в коем случае не дерзи, не остри, и, самое главное, не смотри менту прямо в глаза, как ты любишь на нас с бабушкой глядеть, с вызовом. Никаких бунтов, митингов и оппозиции!
– Прекрати пугать ребенка! – потребовала бабушка. – Леточка, ничего не бойся, в милиции проводится реформа, теперь там трудятся образованные, воспитанные люди, полицейские.
– Что ты знаешь о ментах? – закричал папа. – Ты когда последний раз его живого видела? В передаче «Дежурная часть»? Там, конечно, там начальник ГИБДД лично старушек через дорогу переводит и младенцев из горящего дома спасает. А потом, чтобы стресс снять, семерых задержанных пытает и расстреливает.
Бабушка примолкла.
– Жди меня у кабинета! – пригрозил папа Лете и пошел выбирать рубашку и наручные часы для такого ответственного визита. Тут важно произвести правильное впечатление – скромно, сдержанно, чтобы не вызвать у ментов классовое раздражение, которое выльется в неприязнь к его девочке, но в то же время показать свой социальный статус, принадлежность к слою, имеющему вертикально-горизонтальные связи и наличные средства для своей правовой защиты.
Лета никогда не смотрела телевизор, о новостях узнавала по тэгам в мобильнике, поэтому не опознала здание, к которому периодически привозили задержанных на противоправных митингах и пикетах. А вдруг там действительно будут пытать? Бабушка, хоть и защищала за завтраком полицейских, недавно охала – в полиции опять надели кому-то пакет на голову.
– Паранойя, – пробормотала Лета, но поглядела вдоль переулка, словно надеясь, что прохожие и водители запомнят её приметы.
Конечно, она будет говорить только правду, потому что только правду и знает: на кухне был установлен газовый баллон, который и взорвался сам по себе, она в этом абсолютно уверена. Шеф-повар не мог устроить взрыв, он ведь незлой, что он, ваххабит что ли, или террорист из бандформирования? Смешно даже. А глупую эсэмэску прислал, просто потому что обиделся на неё, Лету. Какие националисты? В «Пилаве» в это время пьют кофе работники из окрестных офисов и банков, русские, осетины и татары, может, пара бурятов. Нет, националисты бы исламскую мечеть взорвали или общежитие гастеров. Кому нужен ресторан? Мечети сейчас волнуют всех гораздо больше. В одном районе запретили строить минарет. А мусульмане в ответ повалили рождественскую елку и сожгли Деда Мороза. Водитель «Хлеба и шоколада» сказал, что мигрантов дешевле и проще всего уничтожать водкой, ивентер даже крикнула: «А прямо сейчас их и споим!» и выкинула бутылку с остатками спиртного в окно микроавтобуса. Но ведь это всё было не серьезно! Они все, и Лета тоже, в ту ночь просто выпили лишнего.
– Это был взрыв бытового газа, без всякого национализма, – твёрдо сказала Лета и смело направилась на допрос.
Железо на крыльце пахло сырым табачным дымом.
Лета открыла стальной выдержки дверь, вошла в холл, оформленный в служебной серо-синей расцветке, назвала свое имя в переговорное устройство, получила пропуск от женщины-милиционера, прошла жёлоб проходной, напряженно поглядела вдаль и вдруг увидела Собаку! Собака сидела на металлическом стуле и читала с планшетника.
– Привет! – ещё не дойдя до Собаки, радостно позвала Лета.
Собака подняла голову, губы изогнулись подковой, приносящей счастье. Лета бросилась навстречу, Собака прижалась прохладной щекой и взяла Лету за руку гладкими пальцами. Сердце Леты завозилось, согрелось дыхание – рядом подруга, близкий человек, который ей верит, и, значит, всё будет в порядке.
– Как ты здесь оказалась? – радовалась Лета. – Откуда узнала?
– Должна же я тебя поддержать? Подруга познается в беде.
– Ну, круто! Спасибо!
– Давай сядем, просили подождать.
Лета поглядела на дверь:
– Мне сюда?
– Да.
Они сели на металлические стулья, Собака сделала закладку, закрыла текст и засунула планшетник в сумку.
– Что читала? – спросила Лета.
– «Гранатовые джунгли».
– Не слышала. Интересная книжка?
– Думаю, тебе тоже понравится.
Они просидели под руку несколько минут, когда Собака хмыкнула:
– Какой красавчик! Уж не он ли убил дворецкого?
Лета повернула голову.
Папа шёл изящной походкой короля-солнце, бросая снисходительные взгляды на сидящих вдоль стен мрачных посетителей. На папе сидел индивидуально скроенный по фигуре итальянский костюм с налетом ретро: приталенный пиджак, узкие брюки со стрелками, на ногах черные лакированные броги, в руках – зонт-трость и кожаная сумка ручной работы.
– Это мой папа, – сказала Лета.
– Твой отец? – с весёлым удивлением переспросила Собака. – Ничего себе! Она взглянула на рабочие штаны Леты.
– Против мира капитала все средства хороши, – сказала Лета. – Я же просила его не приходить!
Папа свернул в ошибочном направлении, но вскоре вновь показался в коридоре.
– Ага, значит, круглый поварской колпак – это форма протеста, позлить богатых родителей.
Папа увидел Лету и бодро кивнул.
Лета нахмурилась и поглядела на Собаку:
– Карамель – мой осознанный выбор.
– Прости! Конечно, я сказала глупость, – Собака погладила линию жизни на ладони Леты.
Лета встала навстречу папе.
– Привет, котёнок, – сказал папа и поглядел на дверь. – Здесь?
– Ага. – Она обернулась к Собаке. – Папа, познакомьтесь. Это мой папа. А это – моя лучшая подруга, я тебе рассказывала, чемпионка кубка мира по кондитерскому мастерству. Её имя переводится как Собака, которая бежит впереди и ориентируется по звездам.
Папа с интересом посмотрел на Собаку, оценив дорогой серый костюм, кулон и браслет со знаком зодиака из белого золота, узкие, как смычки, глаза, и волосы, выточенные из куска черного льда. «Подкаменная Тунгуска», – почему-то всплыло в голове у папы, знавшего названия множества городков Италии, но плохо помнившего географию Крайнего Севера.
– Очень приятно! – сказал папа, стараясь придать голосу бархата. – Лета много рассказывала о вас, но никогда не говорила, что вы прекрасны, как богиня полярной ночи, как северное сияние.
Трахаться, трахаться прямо сейчас, в закутке ОВД, среди дел о подготовке массовых беспорядков, на звонок коллеги: «Ты где?», честно отвечая: «Да в милиции трахаюсь».
– Вы преувеличиваете, – произнесла Собака.
Папино либидо заставляло его улыбаться, демонстрируя отбелённые до синевы зубы. Он смело поймал тёмный росчерк взгляда. Ого, резьба по клыку моржа! В её спальне наверняка есть хлыст и наручники!
Из кабинета вышел распаренный посетитель в расстегнутой куртке на синтепоне, с пропуском в руке.
– Велели следующему заходить.
Папа вздёрнул подбородок и перехватил зонт, как трость.
– Пап, я сама, – приказала Лета. – Посиди здесь. А лучше езжай на работу, я позвоню.
– Ну уж, нет, – сказал папа, отмечая – когда Собака смотрит вбок, её непроглядные зрачки почти целиком заходят за глазницы. Это папу очень возбудило. Дед Мороз в гостях у Снежной королевы, с вьюжным стоном закатывающей глаза. Нет, тунгусский метеорит, взрывающий льды. – Никуда я не уйду. – Папа строго взглянул на Лету и Собаку. – Буду ждать до победного конца!
Собака пригладила прядку Летиных волос и кивнула:
– Иди, всё хорошо! Все наши с тобой.
Лета спокойно вошла в кабинет с двумя тесно стоящими столами, один из которых, с выключенным компьютером, был пустым. Мент оказался молодой женщиной с гладко, как кожура на яблоке, зачёсанными за ухо светлыми волосами, жемчужными гвоздиками в узких мочках и кольцом на большом пальце.