Федор с уважением посмотрел на него, вспомнив многословные планерки и собрания в Управлении, на которых изредка приходилось бывать.
— Подкрепитесь перед дорогой! — предложил хозяин.
«Почему бы и не подкрепиться?» — подумал Федор и, не дожидаясь повторного приглашения, нанизал на вилку с десяток ломтиков колбасы.
В салон вошла Ксения. Волосы ее были влажны и уложены. Губы подкрашены — незнакомая, чужая женщина: капризная и скандальная. Глаза были устремлены на Серого. Они метали молнии, приготовившись защищаться.
Энергичные глаза хозяина как-то сразу сникли и подернулись туманом. Он обвел тусклым взглядом охранников, лесоинспектора, стряхивавшего икринки с бороды. Охрана, как по команде, исчезла. Серый пристально взглянул на Ксению, сжал губы и кивнул на дверь.
Они вышли в соседнее купе. Через переборку слышны были только возбужденные интонации перебранки, но смысл разговора понять было невозможно. Дверь снова прострекотала роликами. Из нее котенком выпрыгнула Ксения. За ней, горбясь, вышел Серый. По лицам их Федор понял, что Ксения одержала верх в какой-то им только известной логике их запертого на сто замков мира.
Серый слегка загрустил, стал рассеян и задумчив. Налил себе водки в рюмку, молча выпил.
Поелозил взглядом по богатому столу и снова выпил, затем закурил.
— Ну что ж, можно прямо сейчас выходить, — сказал Федору, не поднимая глаз. — Рюмочку на посошок? — спросил насмешливо.
— Федор Иванович водки не пьет! — с укором сказала Ксения отнюдь не серебряным голоском. И выдержав паузу, таким тоном, будто сообщала, что лесоинспектор, кроме всего, еще и владелец крупного банка, добавила: — Он пьет только самогон.
Серый шевельнул бровями и развел руками: мол, чего нет — того нет!
— Перед дорогой только чай! — встал Федор, отодвинув чашку.
— Ну, тогда с Богом! — хмелея, усмехнулся Серый.
Глаза у Ксении потеплели. Она шагнула к Федору, положила руки на его плечи, чмокнула в щеку и прощебетала милым голоском:
— Страшно подумать, что я могла остаться там еще на ночь одна. Спасибо! Возьми на память, — протянула никелированный пистолет. Спохватившись, обернулась к Серому, спросила грубовато: — Можно, подарю?
Тот пожал плечами и снова потянулся к бутылке.
— Мы и так квиты! — тихо возразил Федор.
Она кивнула, улыбкой, взглядом напоминая о связывающей их мимолетной тайне, о случайных слабостях и шалостях, сунула пистолет в нагрудный карман его куртки, вниз рукоятью. Блестящий ствол торчал всем на обозрение. Федор взял его в руку, легкий, удобный, как игрушка, нехотя опустил в брючный карман, кивнул и вышел.
3
Не прошло и суток, как Федор вышел из тайги, а она уже переменилась: пряней и резче стал запах сухой травы, острей дух талой земли. Теперь он сопровождал четырех молодых тренированных ребят.
Уже по тому, как они оделись и уложили рюкзаки, лесник понял, что никакие они не спасатели.
Вскоре попутчики проговорились, что служат в каком-то вневедомственном охранном агентстве.
Нагрузились они сверх всякой меры, а лесника щадили, почитая за бороду с проседью. Старшему, белокурому охраннику, которого Федор увидел первым, было под тридцать. Он назвался Серегой, был высок, коренаст и добродушен. Примерно таким Федор когда-то представлял себе зятя, с которым мог бы построить терем над морем.
На кордоне Сергей азартно взвалил на себя преогромный рюкзак, повесил на шею снайперскую винтовку с оптикой. На поясе у него была кобура с пистолетом. Самому младшему, смешливому и усатому парню было слегка за двадцать, может быть двадцать четыре. Он, единственный из группы, курил. К тому же, как это принято у многих прибайкальских селян и горожан, бросал окурки под ноги. У него, кроме огромного рюкзака, был автомат с подствольником. Остальные были вооружены короткоствольными омоновскими «касучками». Все, чего смог добиться от «спасателей» Федор, — формального обещания не стрелять без его разрешения. Да и то, согласие было дано ни к чему не обязывающим тоном.
Он шел первым, сердился и хмурился, но понимал, что находится в безвыходной ситуации. Молча шагал с легким рюкзачком и с двустволкой, то и дело оглядывался на «войско». Оружие, которое те несли с собой, по его понятиям, было признаком мальчишества. Если бы понадобилось, с любым из Верных в паре, впрочем, и в одиночку, он положил бы их всех здесь без большого шума.
Ребята были сильные, но уже через час вымотались, что было естественно с их грузом и неумелой укладкой. И одеты они были глупо и неудобно: в черные костюмы, на которых клещей заметить трудно. Вскоре выяснилось, что армейские ботинки с высокой шнуровкой меньше всего пригодны для переходов. Ребята стали часто переобуваться.