Пышо слушал Влада, широко открыв глаза. Он чувствовал, что от внутренней дрожи покрывается холодным потом, и потянулся за платком.
— Ишь чего надумали! Свою дочь я не отдам! — вырвалось у него. И прикусил губу: — Боже милосердный, куда мы попали!
Он оглянулся — одна из девушек уже шла за дамами.
— Лена, сюда! — позвал он властно.
Дочь с удивлением взглянула на него.
— Я здесь, отец. Что тебе?
— Ничего. Ступай к матери и уведи детей. Ужин скоро.
Пышо, задыхаясь от быстрой ходьбы, нагнал Наско и Петра.
— Из меня уже дух вон! — простонал он. — А вы не устали?
Петр беззаботно рассмеялся.
— Ничего не поделаешь, Пышо. Понесла нас нелегкая за этим мальцом увязаться. Ничего, зато город посмотрим. Сам же хотел.
— Хотел, еще бы, да ведь конец-то должен быть. А проклятые трамваи и автомобили так несутся — вот-вот в лепешку раздавят.
Наско улыбнулся, потянул его за рукав.
— Не бойся. Смотри на полицейского в будке, какие знаки делает.
— Ничего-то я здесь не понимаю, парень, — вздохнул сбитый с толку крестьянин. — Выпусти меня в самое что ни на есть дикое поле, найду дорогу, а здесь… — И взмолился: — Давайте лучше возвращаться.
— Еще немного, бай Пышо. Вот повернем за угол и по другой улице возвратимся.
— Чего мы там не видали, за углом!
— Чего не видали! — ухмыльнулся Петр. — Ишь ты! Коли тебе нечего высматривать в этом городе, то Наско, может, Жозефину ищет. Так глазами и шарит по сторонам. Такую девочку нескоро забудешь. Помнишь, когда ее встретили те барыни в шелку, с золотыми кольцами на руках и усадили в автомобиль, он аж позеленел от злости. Упустил ты ее, парень, упустил. Прямо из рук добыча выскользнула.
— Хватит тебе, бай Петр.
Наско вспыхнул, но взял себя в руки и зашагал дальше.
Солнце уже закатилось. Сумерки сгущались. Толпа на широком бульваре становилась все многолюднее. Трое болгар толкались в людском потоке, задерживались у витрин, сверкавших разноцветными электрическими огнями, разглядывали роскошные товары и следовали дальше, увлекаемые толпой. Неожиданно Наско остановился перед узким проходом между домами, в глубине которого сквозь единственное окошко струил ся красноватый свет.
— Погодите!
За приподнятой занавеской появилась старуха и стала настойчиво зазывать их знаками.
— Что ей нужно? — спросил Пышо.
— По два песо с головы, — усмехнулся Наско.
— За что?
— Очень просто. Входишь, эта ведьма берет деньги, а тебя передает другой, не такой старой и противной, как она сама.
Пышо заторопился дальше, не проронив ни слова.
Но не успели они пройти и десяти шагов, как Наско снова их остановил.
— Смотрите!
Высокий человек в синей, обшитой серебряными галунами ливрее распахнул перед ними дверь, приглашая войти. Их глазам открылось просторное помещение со множеством столиков. Молодые красивые женщины прохаживались между столиками, заигрывали с посетителями, с хихиканьем садились к ним на колени. На высокой эстраде играл джаз и несколько полуголых девушек извивались под завывания саксофона.
— Ты зачем нас сюда привел, а? — рассердился Пышо.
— Быстро же ты разнюхал о таких местах, Наско, — недовольно заметил Петр.
— А вдруг вы по неведению на удочку попадетесь? — дерзко засмеялся Наско. — Я вам город показываю, а если не нравится, не смотрите.
— Эх ты! — не на шутку рассердился Петр. — За дикарей нас принимаешь, а мы ведь старые фронтовики, насмотрелись на людскую мерзость.
Пышо тронул Наско за рукав.
— Пойдем. Не на легкую жизнь в Америке я польстился, потому и не радует меня этот город. Пойдем.
Возле порта присели отдохнуть на скамейку. Долго молчали, погрузившись в свои мысли. Наконец, Петр поднял голову и повернулся к Наско:
— А как ты болгарский ресторан нашел? Здесь это, что иголка в копне сена.
Наско самодовольно улыбнулся.
— Без особого труда, бай Петр. Адрес мне еще в Болгарии, в консульстве, дали. Ходил, спрашивал, ну и показали ресторан. Здесь узнал, что тот болгарин из консульства, приятель здешних трактирщиков и клиентов им посылает.
Пышо вскочил как ужаленный.
— Что ты болтаешь! По-твоему, господин Балканский…
— Да, этот "господин" самый отъявленный мошенник.
— Мошенник? Будет тебе!
— Спроси кого хочешь из старых иммигрантов, — разозлился Наско. — Ну что вы за люди! Наивные, как дети. Всему верите. Все будто только о вас думают, только добра вам хотят. Как слепцы.
— А для тебя все мошенники.