— Не говори так, бай Пышо. Конечно, и порядочные люди есть, но и мошенников здесь хватает. Где кабаков много и всяких притонов, там смотри в оба. Особенно в порту. Кого только тут не встретишь.
— Не выдумывай, парень, — оборвал его Петр. — Вон девушка — видишь? — сразу видно, скромная, хорошая, домой, небось, спешит.
Наско остановил глаза на девушке, и губы его искривила недобрая усмешка:
— А пойдешь за ней, так скоро увидишь ее в каком-нибудь заведении в одной сорочке.
— Как послушаю тебя, Наско, сердце кровью обливается. Сам вижу, обманули нас, не все здесь так, как мы думали. Но ведь люди-то каждый день сотнями приезжают и как-то устраиваются…
Пышо замолчал и показал глазами на проходившего мимо старика.
— И этот, по-твоему, тоже мошенник, раз в порту бродит? Ты всех на один аршин…
Он не успел договорить — старик подошел к скамье, остановился, и, подняв на болгар усталые глаза, тихо спросил:
— По-русски говорите?
— Нет, — ответил удивленный Наско, — но понимаем.
— Как давно не говорил я на милом славянском языке!
Наско подвинулся, давая место старику. Разговорились. Он оказался приятным собеседником, хотя они и не все понимали.
Скоро старик уже знал, что приехали они недавно и еще не устроились. Он подбодрил их: сам пережил это, знает, трудно сперва пришлось, зато потом все наладилось. Посоветовал, где найти работу. Назвал адрес своего старого знакомого — из дружбы к нему тот непременно поможет им устроиться. Рассказал и о своей беде. Была у него лавчонка, жаловаться нечего — дела шли хорошо, но расхворался и магазин пришлось закрыть. Что поделаешь, в жизни все бывает.
Да и люди теперь пошли — жулье одно кругом… Сын оказался неудачником, дочь с мужем живут далеко отсюда. Жена недавно умерла. Скопил он деньжат на старость, но деньги быстро тают, если к ним не прибавлять новых. Дочь, конечно, помогает, да он не хочет быть ей в тягость. Из вещей — остались от старых времен — кое-что продает и так перебивается. Вот, например, этот перстень. Стоит не меньше пятисот песо, но он готов продать его за сто двадцать. Дорог как память, но не уносить же с собой в могилу!
И старик протянул перстень Пышо. Пышо отмахнулся — что он понимает в этом! Но старик заставил его взять кольцо. Пышо повертел его, и камень отразил сверкание уличных огней.
— Чистый бриллиант! — вздохнул старик. — Подарил его жене к свадьбе.
Петр хотел было тоже взглянуть, но Наско взял кольцо из рук Пышо и принялся внимательно рассматривать.
— Тебе я за сто песо отдам, — шепнул старик на ухо Пышо. — Чтобы добром меня поминал…
— Откуда у меня столько денег? — нерешительно пробормотал Пышо.
— Возьми его, бай Пышо, — вдруг засмеялся Наско. — Чистая бронза!
Старик возмутился.
— Это золото!.. Бриллиант!.. Ты не понимаешь…
Но Наско сунул ему в руки кольцо и столкнул со скамейки.
— Ищи дураков в другом месте, дедушка! — Он поднес кулак к носу старика: — Убирайся, пока я не повредил тебе искусственную челюсть!
Старик вскочил и, ругаясь, быстро пошел прочь. Пышо и Петр переглянулись, совсем сбитые с толку.
После ужина болгары собрались вокруг Влада.
— Скоро мы разлетимся во все стороны, затеряемся среди миллионов, — заговорил он тихо, — поэтому вам нужно узнать кое-что о здешней жизни.
Он поднял голову, и его черные глаза скользнули по лицам земляков, словно хотели заглянуть в их души.
— Да, трудно найти здесь работу, а еще труднее удержаться на одном месте. Платят ровно столько, чтобы не подохнуть с голоду…
— Это собрание? — неожиданно спросил Петр.
Влад грустно улыбнулся:
— Не собрание, а дружеский разговор. Разве мы не беседуем так каждый вечер? А твой вопрос показывает, что нужен такой разговор.
— Эй, мы в Аргентину не за политикой приехали, — предупредил Пышо.
Влад резко махнул рукой:
— Верно, бай Пышо, мы приехали сюда не за политикой, но хозяева делают свою политику нашими руками. Не видите, что ли? Безработица, а пароходы ежедневно привозят новые партии людей, единственный капитал которых — пара рук. Почему правители не остановят этот поток? Зачем им нужно, чтобы перед фабриками всегда стояли толпы людей, готовых делать любую работу за любую плату? Очень просто: новенькие мешают рабочим, проваливают их борьбу за сносную, достойную человека жизнь..
— Как это мешают? — обиженно отозвался кто-то за спиной Пышо.
— Сейчас объясню. — Влад поднял руку, словно успокаивая собравшихся. — Большинство иммигрантов — из деревни, им землю подавай. А сельскохозяйственная работа здесь сезонная и хуже всего оплачивается. Хотите вы того или нет, нужда гонит вас в город, к воротам фабрик… Вы должны понять, что с вами произошла глубокая перемена: на родине вы были мелкими собственниками, а здесь стали пролетариями. Но многие из вас долго не хотят понять этого. Вы сторонитесь рабочих, потому что мечтаете о земле. А зря — земли вам не видать. Безвыходное положение может сделать вас невольным орудием в руках хозяев. А ваш путь иной — в рабочие организации…