— Но все же…. — Наско запнулся, стараясь подыскать подходящие слова, — ты молод, а жизнь лин-гера лишена смысла и содержания.
— Как? — Чиче искренне удивился. — Ах да, — махнул он рукой, — ты ведь недавно приехал.
— Если у тебя голова на плечах, всегда можно выбиться в люди.
— Ты в Берисо останешься, да? Ну вот и посмотрим. Дубовая у тебя башка, а то бы еще в Патагонии поумнел.
— И стал лингером, не так ли?
— Можешь стать дьявол знает кем, но пойми — напрасно бьешься головой о стенку. Сытые крепко обгородились. И вместо того, чтобы быть их рабом…
— Стать лингером? — повторил, улыбаясь, Наско. Чиче истолковал его слова по-своему.
— Знать бы тебе, браток, что это за жизнь! Ничто не связывает тебя ни с кем. Надоест смотреть на окружающие физиономии, берешь котомку и уходишь прочь. Весь мир перед тобой. Никто тебя не ждет. Никуда не надо спешить. Идешь, куда захочется, поешь во всю глотку или ругаешься, если нравится…
— Как пес, брошенный хозяином.
Наско невольно произнес эти слова по-испански. Панчо вскочил как ужаленный.
— Кто пес? Лингер? А ну-ка придержи язык, парень! Вчера еще я потом добывал себе хлеб. Виноват я, что ли, что мне работы не дают? Уволили, потому что бастовал, а ты говоришь — пес. Не позволю! Хватит, наслушался этих слов от проклятых хозяев!
— Извини, Панчо, но со слов Чиче…
— Я тебе говорил — мозги у него малость набекрень. Да и как не свихнуться на его месте? Умен, — молод, красив, а работы нет. Сейчас он зол на весь мир. И прав. За что погубили его молодость? Да, Чиче фантазер. И озлоблен. Думает, если сытых разогнать, все будет в порядке.
— Говори, говори, может, завербуешь нового члена; в штаб линтеров.
— Не торопитесь, — пробурчал Жан. — Сначала пусть стаж выдержит. А это не просто.
Он отодвинулся от костра, бегло взглянул на Наско и продолжал:
— Что правда, то правда — нет жизни привольней нашей, — загудел в тишине ночи его бас. — Не думаешь о завтрашнем дне, о хлебе. Никаких условностей не признаешь. Да, мы живем на воле…. Полицейского за десять улиц обходим. В городах нас гонят плетками, а крестьяне, завидев нас, хватают двустволку. Пристукнет какой-нибудь богатей человека и хоп! — схватят первого попавшегося под руку лингера, чтоб за него в тюрьме гнил. На вокзалах облавы устраивают, охотятся за нами, как за дичью. Гонят нас хуже собак бешеных. В участках даже не допрашивают, только избивают. А начнешь ругаться и требовать работы, гогочут и бьют еще сильнее. Да, нет людей счастливей и свободней нас….
Жан схватил камень и сжал в огромном своем кулаке, словно хотел выжать из него воду. Потом тихо договорил:
— А я готов на любую работу….
— Как странно подействовал на нас гость, ха-ха-ха! — Боби захохотал, но тут же оборвал смех. — Сколько мы уж не говорили о работе — месяцы, годы… Скитаемся по жаре и под проливным дождем, трясемся в товарных вагонах или валяемся на земле у костра и сами себя обманываем. Рассуждаем про "армию лингеров". Воображаем, будто мы сила, способная творить чудеса, если организоваться. Говорим, что в голову взбредет, говорим обо всем, но только не о, том, от чего сердце ноет: что не находим никакой работы и приюта для измученного тела. Зачем мы обманываем себя? Даже я, за дело наказанный обществом, мечтаю о работе и теплой конуре. А об этом мечтают все, каждый из ста тысяч лингеров в Аргентине! Кто из нас не хотел бы жить нормально? А знаете, у скольких лингеров есть жены, дети, близкие — здесь или на родине?
— Почему же ты не работаешь? — поддразнил его Жан. Боби задумался, поворошил костер щепкой, и его лицо в глубоких морщинах озарило внезапно вспыхнувшее пламя.
— Если верить Чиче, мы какие-то избранные, лучшая часть современного общества, восставшая против отживших порядков. Ребячья романтика! Мы просто неудобные для общества люди, отверженные им. Я — за то, что нарушил его законы, ты, Жан и Панчо — за бунтарство, Чиче — за то, что ищет правду, справедливость и так далее. По сути, мы, сто тысяч лингеров — осужденные, заживо похороненные люди, бывшие люди…
— Именно поэтому мы должны бороться за право на жизнь. Мы хотим работать, но не так, как заставляет нас твое "общество".
Чиче приготовился произнести длинную тираду, но Боби резко оборвал его: