Быстрым движением высокий развернул пальто, открыв голую грудь своего товарища. Тот и не шевельнулся, невозмутимо продолжая смотреть на Наско. Потом неспеша запахнулся — пальто было без пуговиц. Только сейчас Наско понял, почему он держит руки в карманах.
— Ты из Софии? — снова заговорил высокий.
Наско кивнул.
— Если ты голоден, идем с нами, — пригласил его высокий, с важным видом доставая из кармана смятую бумажку в одно песо. — На это последнее песо мы можем перекусить втроем.
— Но мы видим друг друга впервые, — Наско смутило приглашение.
— Подумаешь! В Аргентине все софийцы — по крайней мере, двоюродные братья.
Наско опустил ноги на землю.
— Впрочем, если ты, к счастью, сыт, окажи честь нашей компании. Можешь даже пожертвовать в нашу кассу несколько сентаво — у нас уже два дня во рту ни крошки.
Заметив удивление Наско, он состроил кислую гримасу:
— Ну что глаза пялишь? До самого Буэнос-Айреса долетела слава стряпни Амуджи. Слышали мы о бай Стефане и еще о многом другом. — И оба вошли в кабачок.
Наско поколебался мгновение и последовал за ними.
Уселись за столик.
— Давайте знакомиться, — высокий церемонно поднялся и театрально поклонился. — Мое имя Видю. Получил в наследство особняки и деньги, да все растранжирил… Жил припеваючи. Но наследство быстро растаяло. Когда я это заметил, было уже поздно. А в писари идти не хотелось. Тогда решил на жалкие остатки уехать и попробовать вернуть все, что пропил и проел. Даже не знал точно, что буду делать. Но и иллюзий не питал — на трудовые доходы чуда не совершишь. К тому же, все дороги ведут в Рим, если, конечно, не думать об угрызениях совести…
Он прервал свою тираду, чтобы позвать хозяина, и когда тот принес вина, наполнил стаканы, чокнулся с Наско и кивнул в сторону приятеля:
— Вот этот малыш — Трако. По Сеньке и шапка. Когда я с ним познакомился, жизнь научила его двум вещам — избегать любой работы и терпеть голод. Первым его дельным занятием было помогать мне тратить деньги. Ну, а как кончились сытые библейские времена, ему тоже было все равно, где голодать — там или здесь…
— Хорошо ты пожил, — усмехнулся Наско.
— Да… На крохи с богатой трапезы еще можно было немного протянуть, не зная голода. А потом я собрал все, что осталось, набрал в долг у кого смог, и покатили мы с Трако в Италию. Побывали во всех портовых кабаках и тайных вертепах Генуи. Трако так ел и пил, что на три года впрок жирком запасся. А я любовался на человеческое скотство и сам часто превращался в скотину похуже многих. Неожиданно денежкам пришел конец. А мы вовремя не догадались заплатить за два билета третьего класса в Америку. Хорошо еще, что морячки у нас знакомые водились. Стоит угостить кого-нибудь из них литром вина, и преданнее друга не найдешь. Один матрос спрятал нас в спасательной шлюпке своего парохода, и на другой день мы отбыли в Бразилию, в Пернамбуку.
Видю отпил глоток вина и закурил.
— Если меня спросят, где я предпочитаю голодать, без колебаний скажу: в Пернамбуку. Не удивляйся. Солнце там еще до своего появления на небе печет с такой силой, что мостовая прожигает и самые толстые подметки. Местные жители, в основном черномазые, ходят босиком. Помню, в первый день мы увязались за одной девчонкой и все смотрели на ее изящные босые ножки, не поджарятся ли они на тротуаре. Два дня у нас и крошки во рту не было, а мужской голод донимал больше месяца…
— А знаешь, какие крысы водятся в участке в Пернамбуку! — прервал его Трако и, не обращая внимания на недовольство товарища, продолжал: — Во — с кошку! Разгуливают преспокойненько, будто у себя дома, а ты там гость незваный. Еду, что нам давали, мы проглатывали не садясь, чтобы крысы из рук не вырвали…
— А что вы там забыли, в участке? — спросил Наско.
— Капитан парохода, на котором мы приплыли, передал нас портовой полиции. Будь это в прошлом столетии, он бы нас просто-напросто за борт спустил, чтобы, не кормить в пути, но времена переменились. Так или иначе, ему важно было отчитаться перед своими хозяевами, что нарушение священного права на собственность не осталось безнаказанным.
Наско засмеялся: