— Вот мы и встретились снова!
Влад улыбнулся:
— Ну как? Кончился срок концессии в Патагонии?
— Патагонские ветры не по душе пришлись, — в тон ему ответил Наско.
— Но живет на ренту, — вмешался в разговор Видю.
Влад повернулся к нему:
— Вы недавно сюда приехали, да?
— Несколько дней назад.
— Тогда ясно, почему задаете наивные вопросы. Это зрелище вас удивляет. Но вы видите только одну сторону дела.
— Да, другая там — в этих мрачных корпусах.
— Нет, я имею в виду людей. — Влад задумался. — Лица у них суровые, замученные. Страх и неуверенность в завтрашнем две проложили на них глубокие морщины. Неделями и месяцами выстаивают они перед фабрикой, терпят грубость и оскорбления и ждут. Им хорошо известно, что шансов поступить на работу — один на тысячу. Но в другом месте этих шансов еще меньше.
Влада окружила большая группа болгар, жадно ловивших каждое его слово.
— Интересно, отозвался Наско.
— Да, интересно. Аргентину называют житницей мира, а люди собирают здесь корки хлеба на помойках. Хорошо придумали господа. Они все шире применяют "чангу" — временно нанимают рабочих, когда на них не распространяется закон о пособиях и социальном обеспечении, и заставляют их делать самую тяжелую и опасную работу. Потом увольняют их и берут новых. Эти очереди безработных перед фабриками делают смирными и исполнительными тех, кому, наконец, удается поступить на работу. И самое главное — поддерживают надежду на кусок хлеба у всех голодных, которые время от времени получают работу. А куска только и хватает на то, чтобы не помереть с голоду.
— Симптомы болезни налицо, а как с лечением? — спросил Видю.
— Взгляните на них, — кивнул Влад головой в сторону очереди. — Они приподнимаются на носки, выпячивают грудь, словно говоря: "Возьмите меня, я сильный! "
— Голод — серьезная штука, — усмехнулся Витю, — он способен обезличить и самых сильных.
— Да, потому что сидим и ждем сложа руки.
— А что нужно делать?
— Бороться! — резко ответил Влад. — Защищать отвоеванные права и требовать новых, защищать свое достоинство. Все знают, что полицейские не имеют никакого права толкать и бить дубинками, а терпят. Эти собаки не посмеют и руку поднять, если встать стеной.
— Кому нравятся ругань и удары?
— Почему же мы не выразим свой протест?
Очередь колыхнулась и притихла. Все взгляды устремились к двери канцелярии, откуда вышли трое мужчин в безупречно белых халатах. Один из них, рослый человек со скуластым смуглым лицом и большими на выкате глазами, медленно пошел вдоль вереницы.
— Араб идет, — зашептались в толпе.
Наступила тишина.
Человек в белом халате медленно оглядывал каждого в отдельности прищуренными глазами. Он словно рожден был для своей должности — для набора рабочих на фабрику "Свифт". Его наметанный взгляд останавливался на самых здоровых и сильных. И редко ошибался. Но избранный им счастливец, прежде чем приступить к работе, должен был пройти еще через много мытарств. Два врача щупали его мускулы, прослушивали и простукивали грудь, осматривали зубы и только тогда говорили: "годен". Новички в Берисо скорее получали одобрение врачей. Но стоило им хоть немного поработать на фабрике, выжимавшей из человека все силы, и уже трудно было обмануть опытный взгляд Араба.
Влад дружески похлопал Наско по плечу:
— Мне пора на работу, — и быстро зашагал к фабричным воротам.
В этот день всем казалось, что Араб слишком долго и медленно выбирает. Толпа нетерпеливо зашумела. Многие подняли головы, выпрямили утомленные долгим ожиданием спины. Задние напирали на передних. Очередь выгнулась дугой. Полицейские подняли дубинки для расправы. Но Араб невозмутимо, немигающим взглядом продолжал рассматривать людей. Потом медленно закурил сигарету и лениво протянул руку в сторону болгар.
Наско, расталкивая толпу локтями поспешил к Арабу. Он торжествовал от радости: "Оказывается, это совсем просто!" Но человек в белом халате пренебрежительно махнул рукой и указал на стоявшего поодаль высокого, широкоплечего молодца. Наско остановился, сбитый с толку. Один из полицейских подбежал к нему и, страшно ругаясь, стал толкать назад. В очереди засмеялись. Кто-то крикнул:
— Думает, дурак, что Араб ради его особы вышел.
Наско вспыхнул и окончательно растерялся. Он вздрагивал при каждом толчке, но от стыда и обиды не чувствовал боли. Вдруг острая боль пронзила спину — полицейский огрел его дубинкой. Он побледнел и задрожал. Первым желанием было бежать куда глаза глядят. Потом ему страстно захотелось повернуться, схватить этого подлого полицейского и хлопнуть его об землю, как жабу. Тогда этот пес, Араб, увидит его силу…