Испуг хозяев сменился дикой яростью. Власти решили обезглавить рабочий класс. Гарнизоны были приведены в боевую готовность. Агенты и полицейские огненным кольцом охватили погребальную процессию. Убийцы из "Патриотической лиги", засев в нескольких пунктах, готовили неожиданные нападения.
Грандиозная процессия протянулась на много километров. Народный поток сплошь залил улицы. Там, где проходила головная колонна, где несли на руках гробы с телами убитых, прекращалось всякое движение. Островками в человеческом море замирали трамваи, машины, грузовики. Многотысячная масса хранила грозовое молчание, от него волосы вставали дыбом, словно перед лицом какой-то неведомой, но страшной, неотвратимой беды. Нечистая совесть заставляла хозяев спускать шторы, задвигать ставни и запирать покрепче двери. А те, кому нечего было бояться, выходили на улицы и, обнажив головы, присоединялись к процессии. Людское море росло и ширилось…
Первому нападению головная колонна подверглась в самом начале движения: засевшие в автомобиле убийцы дали несколько выстрелов по рабочим и исчезли. Потом нападения участились, но колонна продолжала идти за гробами. Никто не покинул рядов. Сердцами владела ярость. Натруженные руки, сжатые в стальные кулаки, жаждали оружия, чтобы излить свой гнев и защитить женщин и детей.
И вот на пути попался оружейный магазин. Люди в несколько минут разбили железные ставни, ворвались внутрь. Оружие получили только те, кто умел стрелять.
За высокими церковными стенами на углу улиц Кориентес и Жатай притаились в ожидании траурной процессии убийцы. Они собирались решительным ударом отрезать головную колонну и разогнать рабочих. Но из колонны им ответили точными выстрелами. Разъяренная толпа разбила массивные ворота церкви и ворвалась во двор. Убийц, не успевших бежать, постигла заслуженная кара. А головная колонна продолжала медленно и неотвратимо двигаться вперед, храня молчание, приводящее в ужас тех, кто прятался за спущенными шторами. Массы не теряли контроля над собой, может быть, потому, что впервые почувствовали себя сильными и едиными.
В следующие дни — 9 и 10 января кровавая оргия достигла высшей точки. Массовость погребальной процессии, провожавшей жертвы борьбы в последний путь, дисциплинированность рабочих, их готовность к сопротивлению довела ярость хозяев до предела. Полиция и вооруженные банды нападали на рабочие клубы и дома профсъюзов, громили их и жгли архивы, убивали всех, кого там заставали. Тысячи рабочих были арестованы и подверглись жестоким пыткам. Коммунистов, профсоюзных активистов, наиболее передовых рабочих расстреливали. Расправа с рабочими шла по заранее намеченному плану. Убийцы были разбиты на группы, у каждой группы был на руках список объектов и лиц, подлежащих уничтожению. В Буэнос-Айресе ввели чрезвычайное положение, чтобы ни одна из намеченных жертв не избежала расправы.
Этой кровавой вакханалией олигархия стремилась навсегда обезглавить рабочее движение. Но общественное мнение в Аргентине, особенно после Великой Октябрьской социалистической революции, значительно выросло, и с этим приходилось считаться. Правительственная печать вынуждена была состряпать "объяснения" и распространить их. Бесчестные писаки, убийцы с пером в руках, много дней подряд жевали и пережевывали историю о каком-то "максималистском плане установления советов в Аргентине". Но этим бумагомарателям никого не удалось ввести в заблуждение, и власти были вынуждены остановить кровопролитие раньше, чем они предполагали: правителям не хватило храбрости довести до конца свое злодейское дело..
Сильные крики заглушили оратора.
— Долой убийцу Иригойена!
Среди толпы на площади особенно громко выкрикивала эти слова группа демонстрантов, потом их руки подняли над головами людей какого-то отчаянно жестикулирующего человека.
— Братья, вот они — убийцы! Полицейские офицеры Хуан Черный и Родригес, сержанты Пепо Игласиас и Анхел Суарес, кровожадные агенты Педро эль Флако, Никанор и другие! Всем известно, что в те дни они тоже убивали наших товарищей! Они и сейчас бесчинствуют в полицейских участках!
Толпа угрожающе зашумела, затем на мгновение наступило глубокое молчание. В тишине особенно отчетливо щелкнули ружейные затворы. С полицейских машин в толпу грозно уставились дула пулеметов и винтовок.