Черное дело было согласовано с прессой. Даже демократические и независимые газеты помещали сенсационные новости в реакционном духе. Вымыслам не было границ. Преследовалась лишь одна цель — повлиять на общественное мнение, настроить его против бунтовщиков и подготовить к расправе. Поджоги, кровавые оргии хозяйских наемников газеты приписывали пеонам. Продажные писаки уверяли, что хозяйские шайки — это "организованные банды" пеонов, озверевших дикарей, что краснокожие стремятся отторгнуть Патагонию от Аргентины и перебить всех белых, что в коммуны дикарей пробрались агенты Москвы с целью образования Советской Патагонии…
Но и на этот раз помещики потерпели поражение.
Стачечный комитет, в состав которого входили и коммунисты, созвал расширенное заседание с участием руководителей лагерей и боевых групп. Был разработан план контрудара. Все единодушно согласились на том, что возврата назад нет, что хозяева должны принять их требования, в противном случае борьба будет продолжаться.
Землевладельцы отказались от переговоров, и пеоны перешли в наступление. Они нападали на владения прославившихся своей жестокостью помещиков, поджигали их дома, разгоняли скот, забирали съестные припасы.
Энергичные действия забастовщиков напугали землевладельцев, и на залитой кровью патагонской пампе наступило затишье.
Пеоны решили, что помещики примирились с положением. Опьяненные победой, многие из них предлагали даже начать коллективную обработку земель, окружавших лагеря. Напрасно коммунистическая партия предупреждала, что еще рано прекращать борьбу, что буржуазия готовится к новым боям. Бдительность пеонов притупилась. Сигналы партии доходили с большим опозданием, да и люди не хотели к ним прислушиваться. Общее настроение заразило и коммунистов. Наступила самоуспокоенность.
Тогда грянул гром, страшный, уничтожающий.
Генеральный штаб армии подготовил наступление, словно шла настоящая война. Аргентинские землевладельцы и капиталистические акулы с Сити выступили единым фронтом против аргентинских крестьян. Войска тайно подобрались к границам Патагонии, вооруженные как для нашествия на неприятельскую страну, и напали на лагеря пеонов. Боевые корабли доставили в Патагонию солдат, пушки и боеприпасы. Лагеря пеонов, расположенные на побережье, подверглись уничтожающему обстрелу с кораблей. Забастовщики ставили охранные посты только в непосредственной близости от лагеря, поэтому пехота и артиллерия смогли незаметно окружить все лагеря.
Наступление началось одновременно со всех позиций. Лагеря были буквально перепаханы артиллерийским огнем. Патагонские крестьяне сражались мужественно, героически. Трудно описать подвиги пеонов в те дни. Не имея оружия, они выходили против солдат с ножами. Ловкие, как пантеры, врезались в шеренги солдат и валили противника. Когда ломался нож, пеон пускал в ход зубы, кулаки, ногти. Сражались даже старики, женщины и дети…
Чем отчаяннее сопротивлялись пеоны, тем коварнее и безжалостнее становился враг. В Сан-Хульяне войска окружили большую группу повстанцев. Капитан, командующий солдатами и кучкой бандитов, предложил пеонам переговоры, пообещав неприкосновенность парламентерам. Те послали двух представителей — коммуниста Аргульеса и всеми уважаемого своего товарища, известного под прозвищем Парагвайца. Пока шли переговоры, пеоны, ожидая результатов, опустили оружие. Этого-то и добивался капитан. Солдаты неожиданно напали на лагерь. Растерявшись, пеоны, к тому же лишенные руководителей, не смогли сразу же организовать оборону, многие из них попали в плен. Капитан показал пленникам обезображенные трупы Аргульеса и Парагвайца, а затем учинил зверскую расправу над ними: одних солдаты расстреляли, заставив предварительно вырыть могилы, других зарыли живыми или утопили в ближайшем озере, привязав на шею огромные камни…
Диким был разгул реакции в дни сражений, но тому, что наступило в Патагонии после подавления бунта, нет имени. Мужчин перед расстрелом заставляли копать себе могилы и на главах у них глумились над их женами и детьми. Всех заподозренных в руководящей роли подвергали еще более страшным пыткам — отрезали конечности, выкалывали глава, живьем зарывали в песок по шею и мазали лицо медом. Зной, жажда, тучи комаров и ос причиняли мученикам невыносимые страдания. Но никто из них не спасал жизнь ценой предательства, не подписывал признания, что "выполнял задание красных", не выдавал товарищей.
Патагонскую землю вновь оросила кровь ее детей. Но победа помещиков была пирровой победой.