Аргентинская олигархия, поняв, чем грозит ей это единение, решила нанести новый кровавый удар, прелюдией к которому и явились события в Берисо. Объединенная ФОРА, однако, ответила всеобщей двадцатичетырехчасовой забастовкой, чтобы предупредить предпринимателей и одновременно проверить силы пролетариата. Тогда реакция объявила в стране чрезвычайное положение. Закрыты были рабочие клубы и центральный дом компартии, запрещен ее орган "Ла Интернасиональ." "Летучие отряды" из "лиги убийц" носились по стране, учиняя кровавые расправы над забастовщиками. Аргентинская буржуазия и финансовые магнаты Англии и США считали, что "красного зверя" надо уничтожить, прежде чем у него окрепнут мускулы и вырастут зубы.
Пролетариат Берисо единодушно поддержал кампанию протеста трудящихся всей Аргентины. Кроме общих лозунгов, он выдвинул и свои, местные — возвратить на работу уволенных, запретить деятельность "Патриотической лиги", положить конец любой дискриминации. Местные профсоюзы вовремя разгадали низкую тактику мясных фабрикантов и, преодолев свои идеологические разногласия, поддержали лозунг о единстве компартии. Двадцать четыре часа свыше двадцати тысяч рабочих не работали. Молчали фабрики. Закрытыми стояли магазины. Бастовали даже лодочники на Большом канале. На пустых улицах и собак не было видно. Только сновали по: ним в разных направлениях пешие и конные полицейские, напуганные зловещей тишиной.
Забастовочный комитет поддерживал постоянную связь со всеми районами городка. Связные комитета переходили от дома к дому, передавали приказы, собирали сведения у уполномоченных районов, проверяли, как работают тайные посты, и, выполнив одно задание, возвращались в комитет за новым. Живая связь руководителей забастовки с массами провалила задуманную полицией провокацию.
Под вечер группы забастовщиков собирались во дворах. Они пили мате, беседовали, перебрасывались шутками, смеялись под самым носом у нервничающих полицейских. Вдруг над городком прозвучали выстрелы. Стрельба усилилась. Небо блеснуло пурпурным заревом. Где-то в центре над домами поднялись языки пламени, и ветер погнал клубы густого дыма.
Всем стало ясно: горели профсоюзный дом и, наверно, находящийся поблизости клуб компартии. Веселье угасло. Лица стали серьезными, гневными. Некоторые достали из тайников оружие. Самые горячие уже готовились пойти к центру города. Но товарищи их остановили. Комитет забастовщиков предупредил: "Будьте начеку — не поддавайтесь провокации! У горящих зданий засады. Не выходите на улицы!"
И предприниматели проиграли игру.
Утром они сорвали ярость на рабочих. Несколько сот человек при возвращении на работу получили белые билетики — извещения об увольнении. На улице оказались профсоюзные деятели и коммунисты.
Время клонилось к вечеру. Влад задумчиво шел по улице, направляясь в незнакомый район города. Там жило несколько десятков болгар, приехавших сюда из ловечских и поповских сел. Об этой колонии Влад давно знал, но еще ни разу не был там, и это его мучило.
Влад слышал, что группа эта стоит в стороне от борьбы рабочих, живет замкнуто, угоднически подчиняется воле хозяев. Но когда он сблизился со Стояном, то узнал о некоторых подробностях, осветивших жизнь его земляков совсем по-новому. Они были крайне бережливы, экономили на квартирной плате и поэтому спали по несколько человек в одной комнате, стряпали, стирали и убирали сами, ограничивали себя во всем, жизнь вели аскетическую, одним словом — боролись с Америкой, как и подобает мужчинам. Все проступки они выносили на товарищеский суд и иногда даже изгоняли провинившегося. Все в этой своеобразной коммуне поддерживали друг друга и выручали взаимной помощью. Больной или оставшийся без работы товарищ всегда находил пищу и кров у своих земляков. Да, им удалось найти форму приспособления, позволявшую в тех условиях устоять перед Америкой. При всем том эти люди, шесть дней в неделю питавшиеся бобовой похлебкой, чтобы скопить жалкие гроши и отослать их домой, регулярно покупали газеты, а нередко и книги. В остальном они упрямо держались и стороне от всего, что происходило вокруг. При нормальных условиях это никому не мешало. Но накануне всеобщей забастовки, такое поведение было вредным, даже опасным. Как это подействует на остальных болгар, на всех славян, если часть из них останется в стороне от забастовки? Влад старался не думать об этом. Он хорошо себе представлял сложность предстоящей задачи, которую сам взял на себя.
"Да, — думал Влад, ускоряя шаги, — если бы я вовремя познакомился с ними, сейчас было бы проще… "