Отель «ЮГОСЛАВИЯ»
Кралево
Добро пожаловать!
После чего экран становится совершенно черным, не считая мигающих белых точечек и трещин.
До этого еще можно было как-то терпеть.
Ну ладно, сапожник проявил смекалку на аукционе Военного министерства, обскакал крупных торговцев.
– Да бросьте, какая смекалка, просто дал взятку, чтобы ему продали сначала правые, а потом и левые ботинки.
Лаза несколько лет трудился, соединяя в пары тысячи и тысячи ботинок из двух огромных куч, потом, если надо, чинил…
– Грязь-то из-под ногтей он выковырял, да только все равно от него дубленой кожей воняет! К тому же окосел!
Он работал, он экономил. Стал богатым.
– Деньги – это еще не все! Хрена лысого этот простолюдин научится когда-нибудь господским манерам!
Он хотел построить лучший в городе отель.
– «Югославия»?! А чем плохи «Европа» и «Париж»?! Он сам туда ни разу и не зашел! Вот возьмем и заплатим уличным соплякам, чтобы разбили ему витрины! И витрины, и это его гроссе зеркало!
Панта в последнее время бесплатно демонстрировал «мастер-класс» только у хозяина Лазы Йовановича, от всех остальных предложений отказывался.
– Панта, где твоя гордость? Ах ты предатель! Значит, достаточно добавить тебе в тарелку кусок побольше и повкуснее, и ты готов тут же поменять и друзей, и стол! Смотри, Панта, как бы тебе этим куском не подавиться!
Только что приехавшая в город попадья сказала, что не собирается делать десерты дома, у Панты будет гораздо лучше.
– Что она знает, эта попадья?! Молода еще. Если бы умела готовить, разве стал бы наш новый поп, отец Дане, после каждого крещения и после каждых похорон столько есть? Только что семинарию закончил, а уже так раздался, ряса на нем того и гляди лопнет…
Постоянными клиентами стали и французские инженеры, которые работали у нас в представительстве авиационной фирмы «Луи Бреже».
– Ну, а вот это и вправду удивительно! Французы считаются настоящими господами. Уж они-то знают, что такое хорошая кухня.
Сначала Миша «Шмол», торговый представитель одноименной фабрики из Загреба; потом Иосип Гец, торговец косметической продукцией фирмы «Нивеа»; третьим некий Трайко, представитель «Борсалино», итальянской фирмы, производящей шляпы; а следом за ними и большинство других коммивояжеров со всей страны, приезжая в Кралево, стали останавливаться исключительно в «Югославии».
– Он снизил цены! Поэтому к нему все и едут.
Хормейстер Вирт и чарующая певица Тильда даже из дальних стран мира привозили блуждающие художественные дарования в зал для танцев и концертов Лазы, хваля великолепную акустику, лучшую в городе.
– Возможно… А известно ли вам, что этот Вирт страдает половым бессилием… А Тильда, она же настоящая шлюха!
Некоторые музыканты из Пешты и Темишоары интересовались, когда могли бы выступить в «Югославии».
– Какие еще музыканты?! Это просто цыгане, такие же, как наши. Просто у них инструменты поновее, и их никто еще не заставлял залезать на деревья, чтобы играть оттуда!
Однако когда об отеле «Югославия» и его хозяине был снят сюжет для киножурнала, это стало последней каплей. Неужели фильм?! Хорошо, пусть короткий, но фильм! И Лаза Йованович расхаживает там, важный, как петух.
До этого еще можно было как-то терпеть. Но тут городок замолк. А всем хорошо известно – любой город становится очень опасным, когда замолкает.
Тем не менее погибель подобралась к хозяину Лазе Йовановичу с неожиданной стороны. Не снаружи, а изнутри. Виной тому были не только высокие проценты на суммы, занятые у промышленника Милька Петровича Рижи. Не было решающим и то, что Лаза не особенно хорошо разбирался в деле управления отелем и во многом доверился персоналу. Не сыграло значительной роли и то, что работники начали подворовывать, повара уносили часть продуктов домой, метрдотель обманывал хозяина при пересчете выручки, горничные начали тайком приводить богатым постояльцам сомнительных девушек… Погибель Лазы Йовановича подобралась с той стороны, откуда никто и не ждал, – со стороны самого Лазы.
У него была великая мечта, но когда она наконец осуществилась, приняла конкретные формы, все окружающее сначала стало его беспокоить, а потом и вовсе раздражать. Он привык всегда что-то делать, и ему было все труднее смотреть на всех этих людей, которые приходили к нему, чтобы ничего не делать. Странно, он жил благодаря гостям своего отеля и ресторана, но они настолько действовали ему на нервы, что он все чаще не мог сдержаться. Когда Лаза видел, что Св. Р. Малишич за столиком у него в ресторане пьет вторую чашку утреннего кофе, он задавал ему вопрос: