Волна эта накрыла его еще там, в Чечне, где он «восстанавливал конституционный порядок» в составе сводного отряда подмосковного ОМОНа. И не просто «в составе», а командиром подразделения.
Две командировки, полгода войны. Полгода страха, боли, крови, ненависти. Полгода откровения. Полгода настоящей мужской дружбы, которую не зря называют братством.
А потом катастрофа. И боль, которую не сравнить ни с чем, даже с тем, что он вытерпел за эти полгода. Он глушил эту боль, как мог, водкой. Глушил так, что его перестали брать на боевые, а потом под благовидным предлогом спровадили «на большую землю». Но он и там не мог вынырнуть из этой горькой кипучей волны.
Он ушел со службы, хотя ему прочили блестящую карьеру. Работал в охране – сначала в руководящем звене, а потом все ниже и ниже. Пока при приеме на работу в качестве обычного «дядьки на дверях» ему не начали отказывать. Он помнил лица тех, кто отказывал. Смущенные, сочувствующие, брезгливые. Многие из тех, кто ему отказывал, сами побывали «там». Но они сохранили силу и остались людьми. А он опустился.
Однажды, когда закончились деньги, когда закончилась водка, когда закончились «друзья», которых он поил, а те, кто захотел бы поить его, так и не появились – он остановился. Просто вышел на балкон, потер заросшее щетиной лицо, и сказал себе: «Все!»
Путь обратно наверх был тяжелым. Ведь он начинал не с нуля, а с отрицательной отметки. Его многие знали. И знали, что с ним произошло. Это недоверие побороть оказалось труднее, чем бросить пить. Репутация – это такая вещь, которую легко сломать, но очень трудно починить. Но он справился. Леха был сильным человеком. Сильным и добрым. А когда-то еще и веселым. Только доброго и веселого в тридцать пять все зовут Лехой, причем с уважением и без панибратства.
А недавно его позвали обратно в ОМОН. Позвонил товарищ, который когда-то служил у Лехи в подчинении, и предложил стать его замом. «А потом как сложится», – добавил он.
Леха не дал ответа сразу. Взял тайм-аут на две недели, подумать. Раньше ему было хорошо служить. Он знал ответы, и не сомневался в том, что делает. Сейчас возвращение пугало его. Не возвращайся туда, где был когда-то счастлив. Тем более туда, где твое счастье было убито. Вот только в охране он чувствовал себя холуем, выполняющим распоряжения барина, с тоской вспоминая время, когда он был «государевым человеком». В общем, классические душевные терзания и метания, которые решаются только чисто волюнтаристским путем – встать утром, набрать номер, не умываясь, и дать такой ответ, после которого пути назад не будет.
Но прежде надо было, что называется, отдать долги. Нет, не денежные – денег в долг Леха никогда не брал, принципиально. Берешь-то чужие на время, а отдавать приходится свои и навсегда. Были долги другого рода.
До отправления оставалось минут десять, вещи уже лежали в купе, спешить было некуда. Впереди – еще больше суток дороги. Алексей спокойно закурил, осматриваясь по сторонам. Проводник лениво грыз семечки возле вагона.
Рядом веселилась компания молодежи. Три слегка подвыпивших, но прилично, даже стильно, одетых парня лет двадцати пяти провожали симпатичную девушку. Ежеминутно раздавались взрывы хохота. А когда прибежал четвертый, невысокий лысоватый живчик с гитарой, вообще началась форменная цыганщина.
– От нас уехал, от нас уехал, надзиратель дааа-ра-гой! – заголосил лысый с ходу.
Девушка негодующе глянула на певца, но тот не смутился, и, грохнувшись на колени прямо на пыльный асфальт перрона, продолжил свои куплеты:
– Хочешь – миску оближи, ну че на мясо косисся!
Ты скажи, скажи, скажи, как ко мне относисся!
Он высунул язык, и тяжело по-собачьи задышал, преданно глядя в глаза отъезжающей.
– Вот урод, – беззлобно засмеялась девушка. – Ну, погоди, вернусь, всем вам, алкашам, мало не покажется.
– Да ты чего, Натах! – встрял светловолосый парень в белой футболке. – Все будет ништяк! Мы за твоим Мишкой присмотрим!
– Вот этого я и боюсь, – криво усмехнулась Наташа. – Вас и под надзором то фиг удержишь, строгие ошейники нужны, а тут без меня совсем в разнос пойдете. Не дай Бог, хату спалите – поубиваю!
– Брось, Наташ, – возмущенно развел руками третий молодой человек, на лице которого ярко светилось нетерпение. – Мы ж помаленьку!
– Ага, помаленьку! Дурочку из меня не делай, – прикрикнула девушка. – А то я не видела, как вы ящик водки за баню прятали! Кот из дому – мыши в пляс?
– Дык…эта… дык мы… – сконфузился парень.
– Мы-мы, му-му, – передразнила Наталья. – Конспираторы, блин.
– Бабу не обманешь, она водку сердцем чует, – вздохнул светловолосый.
– Твой перегар только сердцем и чуять, от запаха сразу без чувств упадешь, – не осталась в долгу Наташа.
Лысый встрял, гася пикировку:
– Так, Наталь, все забыла? Ничего не взяла? Это ведь дело серьезное. Дорога дальняя, мало ли чего. О безопасности надо всегда думать.
С этими словами он вручил обалдевшей девушке пачку презервативов.
– Ну что за сволочи! – бессильно пожаловалась она, подняв глаза к небу. – Вам я в бане на полку пачку положила. Приеду – проверю. Не дай Бог, хоть одного хватать не будет.
– Я чего-то не понял, – нахмурился светловолосый. – А зачем ты их туда положила, если пользоваться нельзя?
– Силу воли, блин, вашу испытывать буду! Хотя, на фиг они вам? У вас беспробудное пьянство давно победило половые излишества.
Алексей быстро отвернулся, чтобы спрятать смеющееся лицо. Очень уж озадаченно выглядели физиономии парней, с натугой соображавших, обидели их сейчас или комплимент сделали.
– Граждане пассажиры! – раздался голос из динамиков. – До отправления поезда остается пять минут. Просьба провожающим освободить вагоны!
Леха щелчком зашвырнул окурок на пути, и двинулся, было, к тамбуру.
– Аллах Акбар!!!
Громкий многоголосый выкрик заставил его вздрогнуть. Колени сами собой инстинктивно подогнулись, и лишь усилием воли он смог удержаться, чтобы не присесть, закрывая голову.
В нескольких метрах от него группа мужчин образовала кружок. Сейчас они, прославляя своего Бога, одновременно вскинули руки вверх. Четверо из них были одеты в светлую свободную одежду и белые тюбетейки на головах. Остальные подходили к ним, обнимали, и жали руки.
– Нервы ни к черту, – тихо покачал головой Леха, и с силой бросил свое тело вверх по ступеням, поднимаясь в вагон.
В его купе никого не было. Он отодвинул чистенькую занавеску с узорами на окне, поправил цветы в вазе, и плюхнулся на полку, выбрав на столе газету. Давненько он не ездил в поездах. С тех пор уровень сервиса шагнул далеко вперед.
Дверь плавно отъехала в сторону, и в купе вошла та девушка с перрона, Наташа. Вблизи оказалось, что ее миловидное лицо все усыпано конопушками.
– Здравствуйте. Не помешаю? – поинтересовалась она.
– Заходите, доставьте радость, – вскочил Леха. – Давайте помогу!
– Не стоит, – улыбнулась девушка. – У меня одна сумка.
Она бросила сумку в угол, и присела к окну, переводя дух.
– Весело вас провожают, – заметил Алексей. – С оркестром.
– А, это муж со своей шайкой-лейкой, – засмеялась Наташа. – Пьяницы-энтузиасты. Жены да подруги у всех разъехались на лето. Я одна сдерживающим фактором оставалась. Так что у них сегодня праздник. Водки с пивом накупили, шашлык маринуется, баня затоплена. Короче, дня на три загудят, черти.
Тон Наташи был осуждающим, но в нем отчетливо звучала добродушная и даже ласковая нотка.
Вагон едва ощутимо вздрогнул, и перрон медленно стал уплывать назад, оставляя за стеклом веселую гоп-компанию.
– А ваш муж, это тот, с гитарой? – поинтересовался Алексей.
– Упаси Господь! – даже перекрестилась девушка. – Андрей, конечно, замечательный парень, разудалый такой. Но я не позавидую девчонке, которая решит с ним жизнь связать. У него же не шило в жопе, а прямо отбойный молоток какой-то! С таким хорошо в баньку сходить, на шашлыки, на курорт прокатиться. Скучно не будет. Но жить!