Часов около семнадцати проходим траверз острова. Тридцать три дня не видели моряки земли, если не считать мелькнувшего далеко на горизонте конуса Иводзима. Но очертания близкого берега, покрытого дымкой, смутны и расплывчаты.
Там, за островом Яку, горбом поднимающимся вверх, лежит остров Кюсю, колыбель древнего феодального клана Сацума. Два крупнейших клана оказывали свое мощное влияние на политику Японии еще со времен раннего феодализма: клан Сацума с острова Кюсю и клан Тёсю из юго-западной части острова Хонсю. Эти кланы возглавляли и поворот в японской политике в 1862–1868 годах, приведший к созданию централизованного государства и известный под названием «революции Мейдзи». Представители кланов Сацума и Тёсю получили важнейшие ключевые позиции в новом императорском правительстве. Придерживаясь одинаковых империалистических взглядов, эти кланы в силу исторических и географических условий обращали свои взоры в разных направлениях. Когда одерживал верх клан Сацума, острие японской завоевательной политики направлялось в сторону Южных морей; когда одерживал верх клан Тёсю, японские устремления направлялись на материк: в Китай, Корею, Маньчжурию.
Быстро темнеет. Встречный северо-западный ветер оглушительно свистит в такелаже. Мы идем в Корейский пролив, пересекая самую северную часть Восточно-Китайского моря. Пустынно в некогда оживленном районе. Ни одного судна не встречается на нашем пути. Тщетно ищу обозначенные на карте маяки, до боли в глазах всматриваюсь в вечернюю темноту. Нет, не горят маяки. Пуста и черна глубина темной мглистой ночи. Заметно холодает. Но холод не смущает людей. Рогалев уверяет, что воздух уже другой и что этот ветер наверняка дует от самого Владивостока.
Часов около трех ночи, потеряв надежду увидеть огни маяков после очередного поворота на другой галс, спускаюсь к себе немного отдохнуть. В каюте тепло и уютно. Над столом горит настольная лампа, дробно стучит под палубой динамо. Но не успеваю закрыть глаза, как в дверь стучат.
— Борис Дмитриевич, — раздается голос Ильинова, — Александр Семенович просит вас подняться наверх. Показались какие-то огни.
Быстро, не попадая в рукава, натягиваю ватную куртку, хватаю шапку и выскакиваю на палубу. После света каюты сразу погружаюсь в абсолютно черный мрак ночи. На минуту останавливаюсь, стараясь привыкнуть к темноте. Затем берусь за поручни и поднимаюсь на полуют. Александр Семенович в бинокль внимательно смотрит за корму. Ильинов протягивает мне второй бинокль. На горизонте различаю огни двух каких-то, очевидно маленьких судов, идущих примерно нашим курсом. Их топовые огни сильно раскачиваются, а бортовые, зеленые, по временам исчезают, закрываемые гребнями волн. Кто это может быть? Японские рыбаки или сторожевики? Идут ли они своим курсом или следуют за нами? Это можно установить только путем наблюдений. Пока я разглядываю их, Александр Семенович, наклонившись ко мне, говорит:
— Время ложиться на другой галс.
— Ложитесь, — отвечаю я, продолжая смотреть в бинокль.
Начинается поворот оверштаг. Ночью и при свежем ветре с крупной волной — это довольно трудная операция. Следя за работой, я отрываюсь от наблюдения за далекими огоньками, но вот поворот окончен. Огоньки по-прежнему, только теперь правее нас, движутся вперед. Их курс примерно совпадает с нашим курсом к островам Цусима.
К утру ветер усиливается, и огоньки, отстав от нас, почти скрываются за горизонтом. Когда рассветает, за кормой ничего не видно. Густая мгла скрывает все, и силуэты маленьких судов на горизонте, очевидно, теряются в ней совершенно.
Весь день 16 ноября продолжаем лавировать против ветра. «Коралл» стремительно ныряет носом, принимая целые потоки воды на наветренный борт и глубоко зарывая в воду подветренный. По-прежнему пустынно море, и только перед самым закатом далеко по правому борту встречным курсом проходит японский рыбачий катер. Расстояние велико, и кроме маленького силуэта, подернутого вуалью дымки, ничего различить невозможно. Его сильно качает, и катер временами совершенно скрывается между волн.
К рассвету 17 ноября зыбь немного стихает, и правее нашего курса в свете серенького утра показываются зубчатые вершины острова Цусима. Мы входим в Корейский пролив, так памятный всем русским по печальной драме, разыгравшейся в нем во время русско-японской войны 1904–1905 годов. Корейский пролив разделяется на два пролива по обеим сторонам островов Цусима: на проход Крузенштерна — между Японией и островами Цусима и проход Броутона — между островами Цусима и берегами Кореи. Разгром второй Тихоокеанской эскадры Рожественского произошел 14–15 мая 1905 года в проходе Крузенштерна. Но и проход Броутона, в который мы сейчас направляем свой курс, также являлся ареной жестоких столкновений. Из состава эскадры Рожественского здесь геройски погиб крейсер «Светлана», до последней минуты не спускавший боевого флага. Первого августа 1904 года в водах прохода Броутона, сражаясь до последней минуты, погиб броненосный крейсер «Рюрик» из состава так называемой Владивостокской эскадры крейсеров. Эта эскадра спешила на помощь первой Тихоокеанской эскадре, прорывавшейся из осажденного Порт-Артура. Встреченная превосходящими силами японского флота, преградившего ей путь к отступлению, эскадра в составе трех крейсеров — «России», «Громобоя» и «Рюрика», прорываясь на север, приняла неравный бой. В этом бою «Рюрик» был тяжело поврежден и сначала потерял управление, а затем и ход. Два раза, ведя неравный бой, возвращались «Россия» и «Громобой» к погибавшему товарищу, но сделать ничего не смогли. Весь командный состав на нем погиб. Личный состав крейсера понес большие потери. Из офицеров в живых остался только мичман Иванов 13-й, который до последней минуты командовал погибающим крейсером. И только когда крейсер стал ложиться на бок, опрокидываясь, Иванов отдал команду спасаться.