Посылаю вызвать наверх Александра Семеновича. И когда он поднимается на надстройку, прошу его отклепать правый якорь от якорной цепи и приготовиться к приему буксира. Однако не успевает он спуститься на палубу, как на полуюте показывается странное шествие. Первым идет Сергеев, крепко прижимая к груди Ваську одной рукой и во второй держа чашку с молоком. Васька, не смущаясь необычностью положения, жадно лакает молоко на ходу. За Сергеевым идет Рогалев с забинтованной головой, дальше хромает Быков, потом Шарыгин, Решетько, остальных не видно, они скрыты надстройкой. Обычно суровое, угрюмое лицо Сергеева сияет доброй улыбкой.
— Нашли Ваську, — говорит он, обращаясь к нам, — спрятался под бухты троса на втором трюме. Обнаружили случайно, звали — не выходит. Пришлось перевернуть бухт десять, пока до него добрались. А какой голодный, даже похудел.
Стоящие за ним моряки кивают головами, подтверждая его слова.
— Сначала даже в руки не давался, совсем одичал, — говорит Рогалев.
— Одичаешь, когда двое суток один, без пищи и кругом такое грохочет. Ну, сейчас быстро выведем его на поправку, — улыбается Быков.
Я молча смотрю на них. Они не спали две ночи, работая в адских условиях, мокрые, голодные, ежесекундно рискуя погибнуть. Большинство из них имеет довольно серьезные ушибы и даже ранения. И все же, вместо того чтобы воспользоваться сравнительно спокойной минутой и отдохнуть, потому что кто знает, что принесут последующие часы, они ворочают тяжелые мокрые бухты, разыскивая общего любимца, жертвуя отдыхом.
— Очень хорошо, — говорю я, — что не позабыли его. — И мне делается стыдно, что я спал эти два часа, пока они трудились с бухтами на палубе, заливаемые водой и пронизываемые холодным ветром.
— Как можно, — за всех отвечает Сергеев, — ведь это судовой кот. Это все равно, что товарища бросить.
— Теперь смотрите за ним как следует, — советует Александр Иванович.
— Полный порядок, — отзывается Сергеев.
И шествие двигается вниз. А через пять минут, обдаваемые потоками воды, все они снова напряженно трудятся на полубаке, поднимая на палубу правый якорь и отклепывая его от якорной цепи.
«Десна» быстро приближается и заходит с наветра. На надстройке показывается Сухетский с радиограммой в руке. Капитан Олькин спрашивает, сможем ли мы подойти к борту для приема буксира. Подходить на такой крупной волне опасно, можно поломать рангоут, и я прошу его в ответной радиограмме передать нам буксир при помощи проводника, выпущенного на анкерке. Развернувшись носом против волны и сильно раскачиваясь, «Десна» выбрасывает с кормы железную бочку, с прикрепленным к ней тонким манильским тросом. Медленно продвигаясь вперед, она постепенно выпускает трос и все дальше отходит от бочки. Отойдя метров на триста, она останавливается. Теперь мы должны подойти к бочке, поймать ее, поднять на палубу и, подбирая тонкий проводник, закрепленный на ней, подтянуть буксир, который начнут выпускать с «Десны», закрепив его за проводник, как только мы поймаем и поднимем бочку.
Очень трудно на крупной зыби и при свежем противном ветре подойти так, чтобы бочка прошла вплотную по борту и ее можно было бы поймать, тем более что при приближении к ней ее закрывает полубаком от рулевого и вообще от всех находящихся на корме. На носу становится Александр Семенович, и мы начинаем подходить на малом ходу. С трудом удается подойти, и бочка медленно скользит вплотную по левому борту.
Команда баграми ловит ее, но все неудачно, пока наконец Решетько не зацепляет багром за привязанный к бочке трос. Шхуну сильно качает, и бочка то показывается около самого фальшборта, то глубоко проваливается вниз. Сам он не учитывает этого и, когда бочка уходит вниз, пытается удержать ее. Багор вырывается у него из рук и исчезает в воде, а Решетько едва не вылетает за борт, удержавшись на палубе только при помощи Сергеева и Рогалева. Случай неприятный и поучительный. Мог погибнуть человек, и безвозвратно утерян багор. Дождавшись, пока нас ветром отнесет от троса, мы снова даем ход, разворачиваемся и начинаем подходить вновь.