Выхожу из рубки и останавливаюсь на корме. Шипя, смыкается за кормой слабо фосфоресцирующая вода. Далеко позади видны три огня: на одной высоте зеленый и красный и высоко над ними белый — это огни «Кальмара». Еще дальше видны огни «Барнаула». Он идет чуть правее нас.
Подходит Каримов.
— Прямо по курсу огни, — говорит он.
Действительно, впереди по всей дуге горизонта видны скопления небольших огоньков. Это рыбаки. Мы подходим ко входу в пролив Хамрарне между датским островом Борнхольм и берегом Швеции. Это излюбленное место датских и шведских рыбаков. Уменьшаем ход. Каждый рыбачий катер держит огонь, второй огонь — на небольшом плавучем буе на конце выпущенных с катера сетей. Между этими огнями стоят сети. При нашем приближении с катеров показывают добавочные огни в сторону выметанных сетей. Катеров много, кругом мелькают и вспыхивают огни, и разобраться в обстановке очень трудно. Сбавляем ход до малого. На смену Каримову поднимается Мельников, но и Каримов не уходит, и мы втроем до боли в глазах вглядываемся в мигающие и вспыхивающие огни.
Вызванный на руль Шарыгин внимательно слушает команду. С носа то и дело доносится голос Гаврилова:
— По носу буй! Слева катер! Идем вдоль сети!
Сзади нас маневрирует «Кальмар», еще дальше «Барнаул». Чтобы не потерять кормовые огни друг от друга в этом море вспыхивающих огней, сокращаем дистанции между судами насколько возможно.
Так продолжается часа четыре. Но вот впереди огоньки редеют, и за ними ясно виден проблесковый огонь маяка, стоящего на небольшом скалистом островке и показывающего дорогу в пролив Хамрарне. Последний поворот вдоль длинной сети — и перед нами чистое море. Навстречу из пролива идет большой пароход. Еще дальше вправо видны проблески маяка на шведском берегу. Прокладываем курс на входной буй у шведского порта Троллеборг и расходимся с встречным пароходом левыми бортами.
«Кальмар» уже также вышел из зоны рыбачьих огней и идет в точку нашего поворота, «Барнаул» отстал и еще маневрирует среди рыбаков. Дождавшись, когда «Кальмар» повернет за нами на новый курс, увеличиваем ход. Теперь обстановка ясна. За кормой чуть сереет небо. Мы с Каримовым спускаемся вниз. Мельников остается один.
Девятое мая. Утро Дня Победы. В светло-голубом небе Балтики ослепительно сияет солнце, с юга дует свежий ветер, небо безоблачно. Настроение команды праздничное: наконец можно испытать свои силы и свое умение в постановке парусов. Все с нетерпением ожидают только команды. В полдень мы должны повернуть в узкий фарватер, идущий на юг через районы, обильно усеянные минами. Ветер будет нам прямо по носу, а узость фарватера не позволит лавировать и паруса придется убрать. Но мне не хочется обманывать ожидания команды, да и самому не терпится проверить, как пройдет первая постановка парусов в море, и я отдаю приказание ставить паруса.
С кормовой надстройки, усиленный мегафоном, гремит голос Мельникова:
— Пошел все наверх, паруса ставить!
На полубаке, склонившись у входа в носовое помещение, повторяет команду Сергеев и от себя добавляет:
— Живо, живо!
Быстро, один за другим, выскакивают из помещений матросы и бегут по своим местам. Те, кто в момент команды был на палубе, уже держатся за снасти. Смотрю на часы и говорю Мельникову:
— Начинайте постановку с носовых парусов. Ставьте все, за исключением брифока и стень-стакселей.
Мельников начинает командовать, и, хотя он ставит паруса в море в первый раз, он действует без ошибок, спокойно и уверенно.
Матросы работают с максимально возможной для них быстротой. В одно мгновение слетают с парусов чехлы, быстро идет наверх фок, его фал тянут бегом, таща ходовой конец вдоль палубы. Почти одновременно взлетают и, захлопав, наполняются ветром бом-кливер и кливер. За ними поднимают другие паруса. Смотрю на работу команды и думаю, что не зря потрачено столько времени на ежедневный подъем парусов в Лиепае, не зря кропотливо, десятки раз повторялись команды, запоминались названия снастей, разучивались различные приемы.