Основой своего благосостояния Плимут обязан работорговле. В трюмах английских кораблей побывали многие тысячи негров. Часть из них была продана в рабство, а часть нашла свою смерть в этих плавучих тюрьмах.
Огромные сокровища, добытые за пределами Англии путем порабощения туземцев и морского грабежа, доставлялись в Плимут и другие портовые города Англии и превращались в капитал.
Один за другим гаснут огни в городе и на стоящих на якоре судах. Сквозь утренний туман все рельефнее проступают очертания окружающих рейд гор и городских построек в глубине бухты. Все серо здесь, как бы посыпано пеплом. Старые бастионы у подножия гор, городские здания, причалы, улицы — все подернуто серой вуалью. В течение нескольких столетий англичане использовали для строительства местный известняк, и его хмурый серый цвет стал господствующим в этом городе, названном «воротами океана».
Здесь все застыло в состоянии вековой давности, и кажется: еще пронесутся века над этим городом, и все так же будет стоять он нагромождением серых домов и бастионов, и так же медленно и тягуче будет протекать жизнь его обитателей. Видимость прежнего величия в неприкосновенности внешнего вида и уклада жизни вековой давности.
Я стою на корме и смотрю на город.
— Скучный какой-то город, — замечает Мельников, стоящий около меня. — Серый сам и стоит на серых скалах, и все кругом, даже небо и то серое.
— Да, скучноватая картина, — соглашаюсь я. — В Девонпорте, там, дальше, должно быть, немного оживленнее. Большие заводы, первоклассный порт. А здесь — здесь Англия середины прошлого столетия, чопорная старая Англия.
Мельников показывает в сторону выхода из Девонпорта. Один за другим из-за старого бастиона в строю кильватера выходят новенькие сторожевые корабли. Хотя они довольно далеко от нас, но мы совершенно ясно видим, что все четыре появившиеся из-за бастиона корабля идут под красными флагами. Беру бинокль: нет никакого сомнения, это турецкие флаги.
— А суда-то новенькие и явно английского типа, — говорит Мельников.
— Верно, — говорю я. — А вот и пятый показался. Сколько же их будет?
— Да уж наверное не меньше десятка. Вооружают турок потихоньку.
Турецкие суда проходят через аванпорт, салютуя флагами американским кораблям, которые, кстати сказать, даже не считают нужным ответить им. Минуя волнолом, корабли выходят в море и скрываются в утренней дымке.
Первые лучи восходящего солнца золотят верхушку горы и установленные на ней высокие решетчатые мачты. Рейд еще в тени, и предутренний ветерок забирается за воротник и заставляет поеживаться.
Спускаюсь вниз и начинаю готовить документы. Сегодня нужно успеть оформить приход, сделать необходимые заявки, добиться получения компасного мастера и девиатора (чтобы установить компас в более удобном для работы месте — на крыше рулевой рубки), составить и отослать в наше консульство в Лондоне рейсовое донесение за проделанный переход. Словом, дел много.
Около девяти часов утра я слышу, как под бортом пыхтит катер. Затем раздается стук в дверь, и ко мне в каюту входят трое англичан: представитель портовых властей, таможенный чиновник и агент, обслуживающий наши суда в портах Плимут и Девонпорт. Оформление прихода занимает около часа. После этого предъявляю агенту заявки «Коралла» на топливо, воду и продовольствие и заказ на компасного мастера. Просмотрев заявки, он предлагает проехать с ним в контору. Насчет компасного мастера обещает «выяснить возможности».
Все вместе выходим на палубу. Отдаю приказания Мельникову о судовых работах на сегодня, и я готов. Спускаемся в катер. Рулевой и моторист с интересом разглядывают меня. У обоих в зубах наши советские папиросы «Казбек». Очевидно, пока мы сидели в каюте, они уже побывали на борту шхуны и познакомились с командой. Фыркая и чихая, мотор начинает работать. Отходим от борта и идем к городу. Поворачиваюсь к корме и придирчиво рассматриваю «Коралл» издали. Все как будто в порядке.
Еще пять минут, и, пройдя узкий вход во внутреннюю гавань, катер швартуется к обросшим водорослями ступенькам длинной каменной лестницы, ведущей на стенку. Сейчас отлив, кое-где обнажилось дно, и воздух насыщен нестерпимым запахом разлагающихся водорослей и гниющих отбросов. Поднимаемся наверх. Широкие ступеньки покрыты выбоинами, заполненными водой. Над лестницей в стенку вделана мемориальная доска. На ней написано, что в 1788 году отсюда отправлено первое судно с переселенцами в Австралию.