Сегодня с утра началось оформление выхода. Стараясь не упустить хорошего попутного ветра, задувшего с утра и обещавшего благоприятные условия плавания, мы делали все, что от нас зависело, чтобы ускорить оформление, но, несмотря на это, только к 15 часам смогли сняться с якоря и, предводительствуемые «Барнаулом», вышли из ворот аванпорта.
Оформивший отход английский офицер, подтянутый и худощавый, покидая судно и поглядывая на наши мачты и подготовленные к постановке паруса, говорит:
— Сегодня очень хороший ветер, Англия провожает вас хорошей погодой. Желаю счастливого плавания.
Сейчас же по выходе из ворот аванпорта мы начали постановку всех парусов.
Труднее всего было поставить брифок. С тревогой смотрел я на работавших в тяжелых, непривычных условиях на брифок-рее Каримова, Сергеева и Рогалева. Сильный ветер рвал из рук парус и, завывая в снастях, раскачивал людей на пертах.
Но все прошло гладко. Закончив постановку парусов и выключив мотор, «Коралл», кренясь, зарывая в воду подветренный борт и быстро набирая скорость, начал обгонять «Барнаул». Когда оба судна поравнялись, над мостиком «Барнаула» взвился сигнал: «Желаю счастливого плавания. До встречи на острове Мадейра».
И вот скрывается за кормой «Барнаул». Впереди тяжелые волны, увенчанные пенистыми гребнями, бесконечными грядами катятся к горизонту.
Втроем, с Мельниковым и Каримовым, стоим на полуюте и смотрим вперед.
Перед нами широкие просторы Атлантического океана: наступила пора суровых испытаний, проверки знаний и выдержки, силы, ловкости и умения — всего того, что успела усвоить команда за период плавания в европейских морях.
«Что ожидает „Коралл“ впереди, в долгом плавании через Атлантику? Как будет вести себя в часы грозных непогод команда, только-только привыкающая к парусам? Как перенесет шхуна возможные штормы и ураганы? Как встретит нас овеянный грозной славой Бискай?» — Такие мысли теснились в моей голове, и я снова и снова старался припомнить, все ли сделано для подготовки судна и команды к океанскому переходу и не забыто ли что-нибудь.
Мысль о том, что команда уже показала свое умение работать с парусами и что беспокоиться нечего, немедленно вытеснялась другой, тревожной мыслью: но ведь то были моря, а здесь океан, ни одного еще шторма не встретил «Коралл» на своем пути и не сдал еще экзамена на аттестат зрелости в условиях океанского плавания. Внимательно смотрю на небо. Низкие черно-серые облака, гонимые семибалльным ветром, быстро несутся по серому небу, обгоняя «Коралл», но барометр стоит высоко и метеостанции не передают штормовых предупреждений. Впереди бесконечная даль, покрытая пенными, серыми гребнями, и на многие тысячи миль до самого берега закованной льдом Антарктиды — никакой земли, кроме отдельных небольших островков, к одному из которых мы сейчас держим путь.
Океан… Сердце какого моряка не забьется учащенно, радостно и тревожно при одной мысли о тебе!
А мы, мы стоим на пороге Атлантики. Завтра на рассвете пройдем остров Ушант, который со своим полосатым маяком проводил не одно поколение моряков в заокеанские рейсы, и пойдем все дальше на юг по пути отважных мореходов нашей Родины, прокладывавших для человечества новые морские пути в Атлантическом и Тихом океанах и под всеми созвездиями нашей планеты пронесших русский морской флаг.
Имена русских моряков-первооткрывателей и их кораблей можно встретить на морских картах всех районов земного шара. Только за первую половину XIX века русские моряки совершили 36 кругосветных плаваний — в два раза больше, чем англичане и французы, вместе взятые. В этот же период русскими был открыт последний, до того еще не известный континент — Антарктида.
Отрываюсь от своих размышлений. Мельников уже ушел в рулевую рубку. Недалеко от меня стоят Каримов и Сухетский. Сухетский что-то оживленно говорит. Прислушиваюсь:
— …Он очень любил море. Послушай, как он писал об океане. — И Сухетский читает на память стихи. С первых строк узнаю отрывок из стихотворения «Океан» капитана дальнего плавания Дмитрия Афанасьевича Лухманова: