До рассвета еще около шести часов, но почти никто не спит. Взоры всех устремлены на темную громаду острова. Все уже знают, что здесь когда-то бросал свой якорь фрегат «Паллада», на борту которого находился писатель Гончаров, что этот остров посетили многие другие корабли русского флота и что здесь становился на якорь советский учебный парусник «Товарищ», шедший в Аргентину.
Перед самым рассветом со стороны океана показываются огни парохода. «Барнаул» или не «Барнаул»? Огни приближаются, и вот на мачте начинает мигать клотиковая лампочка. Да, конечно, это «Барнаул». Он обогнул остров с противоположной стороны и теперь спешит к порту. Немного не доходя до нас, он тоже останавливает машину и ложится в дрейф.
Как только первые лучи солнца начинают золотить обрывистые, голые вершины острова Дезерта-Гранде, мы разворачиваемся и идем к берегу. Навстречу нам бежит маленький катеришко с огромным португальским флагом на корме и с бело-красным лоцманским флажком на некоем подобии мачты на носу. Круто повернув под носом «Барнаула», он идет назад, и «Барнаул» послушно следует за ним. Лоцман повел его на якорную стоянку. На самом малом ходу двигаемся к рейду, сзади нас разворачивается «Кальмар». На рейде пусто, только несколько рыбачьих лодок стоит у самого берега да за коротким молом, выдающимся слева от подножия старинного форта с бойницами и зубчатыми стенами, видны мачты и труба какого-то небольшого парохода.
При дневном свете город оказывается очень маленьким. Все здания на набережной, окаймляющей бухту, ярко выраженного мавританского стиля, в один-два этажа, окрашены в белый, розовый и голубой цвета. Выше несколько ярусов домов, к которым можно проехать по спирально поднимающейся улице, являющейся продолжением набережной, или пройти напрямик по нешироким лестницам, сложенным из серого ноздреватого камня.
За домами, до самой вершины, тянутся бесконечные виноградники. Среди виноградников вьется шоссе, по сторонам его кое-где белеют маленькие домики и стоят столбы с фонарями, свет которых ночью и создавал впечатление большого города.
Несмотря на ранний час, на набережной много народу, разглядывающего наши суда. Особенно много людей около небольшой пристани на сваях, виднеющейся напротив нас. Там стоит несколько рыбачьих лодок, привезших на продажу свой ночной улов, и около них в ярких пестрых одеяниях толпятся женщины с корзинками в руках.
«Барнаул» отрабатывает задним ходом, поднимая бело-зеленый бурун под кормой, и с грохотом, отчетливо слышным в тихом утреннем воздухе, отдает якорь.
Лоцманский катер бежит к нам навстречу. Стопорим ход, и он разворачивается у нас под бортом. На нем два человека: моторист, он же рулевой, и лоцман. Оба одеты в серые полувоенные костюмы, а у лоцмана на голове громадная фуражка с невероятной величины гербом над козырьком. Голова моториста не прикрыта. Оба они босиком. По их смуглым, дочерна загорелым лицам трудно установить их национальность. Моторист с черными короткими курчавыми волосами, на верхней губе небольшие усики щеточкой. Лицо лоцмана украшено пышными черными усами, которые торчат в разные стороны. Он что-то кричит и машет рукой. Совершенно ясно, что мы должны следовать за ним и он покажет место, где стать на якорь. Я успокоительно машу ему рукой, но он не унимается и, грозно топорща усы, продолжает кричать. Медленно следуем за катером. Проходим мимо «Барнаула» и приближаемся к лодкам, стоящим у берега. Вдруг катер, идущий впереди, дает задний ход, и лоцман, подпрыгивая у него на корме, поднимает страшный крик.
— Задний ход! — кричу я в свою очередь, так как расстояние между носом судна и катером угрожающе сокращается. И, когда шхуна начинает забирать ход назад, даю команду: — Стоп машина! Отдать левый якорь! Две смычки в воду!
Машина останавливается. С грохотом летит в воду якорь. Когда якорная цепь вытравлена на заданную глубину, с полубака подходит взволнованный Мельников.
— Какой-то оглашенный, — говорит он. — Шум поднимает, как будто у него пожар. Дал задний ход, не предупредив, и чуть не попал под судно.
В это время катер пробегает мимо, спеша навстречу «Кальмару». Лоцман, стоя на корме, опять что-то кричит, показывая два пальца и указывая на воду.
— Ладно, без тебя догадались, две смычки в воде, — отмахивается Мельников, — нужно было раньше говорить.
Пузырьки, поднятые винтом, расходятся, вода из молочно-белой делается снова голубоватой и прозрачной, и с кормы отчетливо видно дно, усеянное камнями и многочисленными кустами водорослей, морскими звездами и еще какими-то животными, ползающими по дну. Вот серебристой стайкой проносится небольшой косяк мелкой рыбешки. Выше плывет большая медуза с лиловыми разводами и длинными шевелящимися щупальцами, пучком свешивающимися вниз.