Небольшим течением нас разворачивает бортом к берегу. Прямо напротив стоит группа людей, рассматривающих парусник под советским флагом. Это все мужчины в широкополых потрепанных соломенных шляпах, босиком. Одеты кто во что. Все очень смуглы, и у большинства такие же, как и у нашего лоцмана, усы.
За их спиной ряд пальм и какой-то дом с открытыми террасами: присматриваюсь — кофейня. Несмотря на ранний час, она открыта. Немного правее — двухэтажный дом с бесчисленными балконами и террасами, с полотняными навесами, с двумя гербами на стене и флагом над воротами. Около ворот — машина. Это — дом губернатора острова.
— Борис Дмитриевич, — подходит Каримов, — к нам идет катер.
Действительно, отойдя от «Барнаула», к нам быстро приближается катер. Спускаем трап, и на палубу поднимаются трое очень смуглых и черноволосых людей. Поднявшийся первым, в каком-то нелепом котелке, полосатом пиджаке и белых брюках, на ломаном английском языке рекомендуется агентом, второй — таможенным чиновником. Третий, в серой форме с пистолетом на поясе, босиком, с голыми до колен ногами — полицейский. С большим трудом объясняюсь с посетителями. Агент и таможенный чиновник кое-как говорят по-английски, полицейский не понимает ни одного слова. После передачи агенту заказа на продовольствие и пресную воду и предъявления таможенному чиновнику судовых документов последний, показывая на полицейского, объясняет, что он останется у нас до тех пор, пока судно будет стоять на рейде.
Около полудня к борту подходит катер с заказанным продовольствием. Полицейский вновь не спускает глаз с матросов, передающих на борт мешки с овощами и корзины с мясом, рыбой и фруктами. На палубу поднимается старшина катера. Подписываю счета, и мы готовы к выходу. Теперь ждем только, когда закончит погрузку угля «Барнаул» и примет воду и продовольствие «Кальмар».
К 15 часам «Барнаул» начинает выбирать якорь. К нашему борту подбегает лоцманский катер, и полицейский, облегченно вздохнув, не попрощавшись, быстро спускается в него. Начинаем сниматься и мы. Вся стоянка заняла восемь часов десять минут. После тысяча двухсоттридцатидвухмильного перехода это маловато, но задерживаться здесь нечего. Все впечатление от прекрасного, живописного уголка природы испортил полицейский, торчавший у нас на борту.
Впереди тысячемильный переход до следующего порта захода — Порте-Гранде на острове Сан-Висенте в группе островов Зеленого Мыса. Медленно отступая и как бы вырастая в высоту, отходит назад остров Мадейра. Над островом возвышается пик Торринхас, самая высокая точка острова. При хороших условиях погоды он виден с моря свыше чем на 60 миль.
На море полный штиль. За кормой, догоняя нас, дымит «Барнаул», чуть левее идет «Кальмар».
Немного погодя проходим среди группы рыбачьих лодок. На одной из лодок машут платком. Но вот минуем последнюю лодку, впереди безбрежная даль гладкого как стекло океана. Ни пенистого гребня в синей водной пустыне, ни птичьего крика, ни свиста ветра в снастях. Пологая мертвая зыбь подходит справа по корме, и ее выгнутая, как отлитая из прозрачного синего стекла, поверхность поката и блестяща. Кое-где на воде белыми островками сидят группы чаек, при нашем приближении поднимающихся вверх и садящихся на воду немного дальше. Солнце палит нещадно. Душно. И только движение воздуха навстречу судну немного освежает лицо. Штиль, изнуряющий штиль…
На закате солнца «Барнаул» обгоняет нас и «Кальмар» и, дымя, уходит вперед.
Ночь не приносит облегчения. Жарко, и команда, покинув душные кубрики, располагается на трюмных люках под голыми мачтами. Сегодня не слышно смеха и шуток, обычных в ночной прохладе. Все молча устраиваются на ночь.
В каюте очень душно, и мне не хочется спускаться вниз.
Стою на корме и смотрю вперед. Поведение барометра мне не нравится. Он то резко падает, то вновь начинает подниматься. Правда, морская поговорка гласит:
Я и не жду «надолго измененья», но возможность шквала, и к тому же очень сильного, налицо. Правда, мы без парусов, но рангоут очень высок, а откуда и какой силы налетит шквал, неизвестно.