Вечером по возвращении из города матросы и мотористы собираются на втором трюме.
— Только что, когда мы возвращались из города, недалеко от порта, там, где бамбуковые заросли, — оживленно рассказывает Олейник, — видим, через дорогу прыгает какое-то животное. Прыгает, как лягушка, а величиной с кролика. Мы за ним, вот, думаем, сейчас поймаем зверька. И вдруг это животное замерло как раз посредине шоссе, сидит и не двигается. Подошли вплотную, посветили фонариком, а это жаба! Да такая большая, не меньше тридцати сантиметров длиной. Спина серая, с черными пятнами, по бокам шеи огромные мешки. Сидит и на нас смотрит. Посмотрели мы и пошли дальше, уж больно противная.
Те, которые не были на берегу, относятся к рассказу Олейника с недоверием.
— Может, тебе показалось? — говорит Костев. — Жаба как жаба, ну немного крупнее наших, а ты уж и тридцать сантиметров, и мешки на шее. Ты припомни получше, может, она не так уж и велика?
Вмешавшись в разговор, подтверждаю правоту Олейника. Такие гигантские жабы действительно водятся в Южной и Центральной Америке, а также на Антильских островах. Называются они ага. Их размеры действительно велики, достигая 25 сантиметров в длину и 12 в ширину. Огромные мешки на шее — это ушные кожные железы. В некоторых местах этих жаб очень много, они встречаются даже в населенных пунктах. Ведут они ночной образ жизни, днем прячутся в камнях и выходят на поиски пищи только с наступлением темноты. Питаются червяками, улитками, насекомыми и мелкими земноводными.
Затем я рассказываю о том, что произошло с нами сегодня. Матросы слушают, и, когда я заканчиваю рассказ, наступает тишина, в которой слышнее становится грохот от погрузки угля на «Барнаул».
Когда я ухожу, команда еще долго остается на палубе, делясь впечатлениями дня.
Поздно вечером в каюту входит Буйвал.
— Сейчас приходили представители «Кальмара», — говорит он, — проверяли ход выполнения договора социалистического соревнования. По моим подсчетам, по всем пунктам мы их опережаем. Вот только они впереди нас в скорости хода. Как бы нам подтянуться?
Я отвечаю, что это очень трудно, но придумать что-нибудь можно и должно, и мы начинаем перебирать наши возможности. Результаты получаются не очень утешительные. «Кальмар» явно быстроходнее нас, однако сдаваться нельзя. Мы расходимся поздно ночью, так ничего и не придумав, но с твердой уверенностью, что выход будет найден.
Я часто ломаю голову над тем, как повысить быстроходность «Коралла».
На переходах учитывается все, самая малейшая возможность выиграть несколько миль. Александр Александрович тоже учитывает все мелочи, но в равных условиях «Кальмар» нас бьет. Признать же свое поражение по этому пункту не хочется. И я верю, что положение не безнадежное и что не все возможности «Коралла» использованы.
С утра следующего дня на судне аврал — подготавливаем шхуну к переходу через Карибское море в порт Колон, откуда начинается Панамский канал.
Около одиннадцати часов дня на борту появляются полицейский офицер и офицер «эмигрантского бюро», начинается процедура оформления отхода. Она мало чем отличается от процедуры разрешения на заход, разве только тем, что врача на этот раз нет и никто не щупает пульс у матросов. После проверки документов оба офицера обходят все судно и удаляются на берег, на смену им появляется лоцман.
Выходить очень трудно, почти вплотную около носа «Коралла» — корма «Кальмара», в трех-четырех метрах под кормой — нос китобойца «Белуха». Машиной работать нельзя. Лоцман предлагает мне услуги своего катера, чтобы вытащить шхуну на середину бухты, но я отказываюсь. «Коралл» — парусное судно, прямо с берега дует несильный ветер, моряки называют такой ветер отжимным. Этот ветер заменит нам буксир и развернет судно носом в бухту и кормой к берегу.
Отдаем носовые швартовы и поднимаем стаксель и кливер. Паруса надуваются, и нос судна быстро отходит от стенки. Когда судно разворачивается перпендикулярно берегу, отдаем кормовой швартовый конец, пускаем мотор и убираем паруса. Шхуна, развернувшись, под мотором идет к выходу из бухты. Группы рабочих у портовых строений смотрят нам вслед.
Вся стоянка заняла немногим меньше двух суток. Поворот, и мы уже идем по узкому проходу в открытое море. Около меня останавливается Мельников.