— Решетько! Сюда!
Молодой матрос быстро поворачивается и хватается за поручни трапа. Ловкое движение — и он уже наверху.
— Борис Дмитриевич! — кричит Каримов. — Брифок ставить?
— Ставьте, — отвечаю я и, выйдя на стенку, останавливаюсь у той же бочки, около которой стоял утром. Теперь «Коралл» одет парусами, ветер наполняет их, слегка заполаскивая. Стою и любуюсь, но тут же замечаю, что кое-где паруса не посажены до места. Несколько матросов быстро, но как-то неловко поднимаются по вантам на брифок-рей. Вот трое уже наверху, двое начинают, неуверенно ступая по пертам, расходиться по рею к его нокам, третий, я узнаю Шарыгина, остается на середине рея. На полубаке, запрокинув голову, стоит Каримов и что-то громко командует. Слов не слышу, они тонут в грохоте порта.
Возле меня останавливаются прохожие. Они разглядывают судно и обмениваются одобрительными замечаниями.
На корме соседнего парохода тоже показываются люди. Оба наших матроса уже достигли ноков брифок-рея и снимают с паруса чехол. С левого берега Сергеев, с правого, в сторону канала, — Решетько. Ноки выдаются за борт и висят в воздухе на двадцатиметровой высоте.
«Напрасно послал Александр Иванович на брифок-рей Решетько, — думаю я. — Сам ведь говорил, что он еще неопытный, на судне работает впервые».
Только успеваю об этом подумать, как сзади раздается испуганное восклицание. Каримов что-то кричит, бросается к вантам правого борта и быстро бежит вверх. Решетько висит на руках, крепко держась за парус, уложенный на рей. Ноги его болтаются в воздухе. Но вот он подтягивается на руках, ловит перты ногами и что-то успокоительно кричит Шарыгину, который быстро двигается к нему. Затем они вдвоем снимают чехол с паруса, Каримов помогает им, и парус, заполоскав, скользит вниз и наполняется ветром. На полубаке подбирают шкоты. Люди спускаются вниз. Каримов идет ко мне, он тяжело дышит, но улыбается.
— Решетько на рей не посылать, — говорю я ему, — пускай привыкает пока внизу.
Смотрю на часы и не верю своим глазам — четырнадцать сорок. Значит, для того чтобы поставить паруса на стоянке, у стенки, при весьма умеренном ветре, пришлось затратить один час сорок минут.
— Нет, так дело не пойдет, — обращаюсь я к Каримову. — С завтрашнего дня постановку парусов будем проводить ежедневно с утра, если будет позволять погода. Нужно научиться ставить за пятнадцать — двадцать минут. Людей сегодня же вечером распишем по определенным местам и твердо установим, что должен делать каждый. В семнадцать часов соберите команду в кают-компании.
— Есть! — отвечает он, и мы продолжаем любоваться шхуной. Конечно, она будет хорошо ходить под парусами. К нам присоединяется Сергеев.
— Александр Иванович, — говорит он, — смотрите: «Кальмар» тоже ставит паруса.
Мачты «Кальмара» также покрываются парусами, и маленькие фигурки матросов копошатся на брифок-рее.
— Они часто ставят паруса, не реже, чем раз в три-четыре дня, — добавляет Сергеев и выжидательно смотрит на меня.
— Мы будем ставить каждый день, — отвечаю я.
Сергеев оживляется, его суровое лицо проясняется.
— Вот это правильно. Мы их еще вызовем на соревнование и «обставим», — говорит он убежденно и скупо улыбается.
К нам медленно, типичной морской развалкой, подходит капитан «Кальмара» Александр Александрович Мельдер. Он низок ростом, коренаст, его обветренное лицо темно-кирпичного цвета изборождено морщинами. Маленькие голубые глаза под белесыми бровями смотрят приветливо. Мы здороваемся. Я встречался с ним раньше, и мы знакомы.
— Вы назначены на «Коралл»? — спрашивает он. Услышав мой утвердительный ответ, Мельдер долго молчит и потом замечает: — Это хорошо.
И снова молчит. Его молчание меня не удивляет. Александр Александрович славится как один из самых опытных моряков-парусников и как один из самых молчаливых людей. Больше чем два слова подряд он произносит очень редко. Всем, кто его знает, известно также, что он очень добр и очень застенчив. Команды тех судов, на которых он плавает, обычно относятся к нему прекрасно и очень его любят.
Все это известно и Каримову, которого тоже не удивляет молчание Мельдера. Сергеев уходит на судно, а мы втроем еще долго стоим и молча смотрим на мачты, покрытые парусами. Потом Мельдер говорит:
— Левые бизань-ванты ослабли. — Немного помолчав, добавляет: — Заходите к нам, — кланяется и уходит.