- А куда запропастился ваш отец? - спросил Тьернан, закрывая книгу и кладя прямо себе на ширинку. Нарочно, решила Кэссиди, чтобы вновь привлечь её внимание к этому месту. - Или он отправил вместо себя невинную весталку, чтобы развлечь меня?
- Мабри сказала, что он плохо спал ночью и теперь наверстывает упущенное.
- Прежде Шон не обращал внимания на такие пустяки, как бессонница, заметил Тьернан.
- По-вашему, я не знаю? - огрызнулась Кэссиди. - Впрочем, может, это у него с похмелья.
- Может.
Она уселась за стол. На краю лежала стопка отпечатанных страниц. Обычно Шон берег свою рукопись как зеницу ока, и в нерабочее время хранил её в запертом ящике. Да, похоже, он и в самом деле провел тяжелую ночь, коль скоро оставил рукопись на столе прямо перед глазами любопытствующей дочери.
- Будете читать? - спросил Тьернан.
Кэссиди подняла голову. Вид у Ричарда был скучающий - вряд ли за его вопросом что-то скрывалось.
- А вы уже читали? - в свою очередь спросила она.
- Большую часть. Книга получается именно такая, какой Шон её и задумал. Гениальная, полный блеск. Настоящая лебединая песнь. Нам с ним.
- Прекратите! - возмутилась Кэссиди.
- Нужно уметь смотреть правде в глаза.
Кэссиди уставилась на рукопись. К её вящему изумлению, её вовсе не тянуло притрагиваться к этим листам бумаги, читать, узнавать факты, которые ей лучше бы и не знать вовсе. Однако глаза сами скользнули к первым фразам.
Диана Скотт-Тьернан была воплощением отцовской мечты - настоящая сказочная принцесса с невероятно хрупкой, почти воздушной красотой, озорным смехом и очарованием, столь же естественным, сколь и неотразимым. Стоило ей только войти в комнату, как все вокруг оживало. Когда она умерла, ей было всего двадцать девять.
Кэссиди уронила страницу на стол, поразившись внезапному приступу злости и ревности. Ее никто и никогда не называл сказочной принцессой - не было в ней ничего хрупкого или воздушного. Для отца она была переростком и нескладехой, а также, вне всякого сомнения, глубоким разочарованием. Как, впрочем, и для этого мужчины, развалившегося в кожаном кресле и не сводящего с неё глаз.
- Я вижу, вам не нравится, - заметил он.
- Шон сделал вашу жену... настоящим чудом из волшебной сказки, промолвила Кэссиди.
- Вам бы она не понравилась.
- А почему? - Кэссиди, воспользовавшись случаем, перевернула рукопись текстом вниз. - Если верить Шону, то все в ней просто души не чаяли.
- Небеса оделись в черное, когда она умерла, - насмешливо произнес Тьернан. - Повторяю: вам бы она не понравилась. Вы с ней - полные противоположности.
- Я уже заметила, - сухо промолвила Кэссиди. - С одной стороны, сказочная принцесса, обожаемая отцом и мужем, а с другой...
- С одной стороны, - грубо перебил Тьернан, и Кэссиди впервые увидела, что он взбешен, - самодовольная и стервозная невротичка, для которой в жизни нет ничего, кроме её эгоистических прихотей и извращенных желаний. С другой стороны - вы.
Кэссиди с изумлением уставилась на него.
- Вы её ненавидели!
- Безумно. - В голосе Тьернана не было и тени сожаления. - И во время суда эта ненависть выплыла наружу, как я ни пытался её скрыть. Во многом из-за нее, собственно говоря, меня и признали виновным. А судья без зазрения совести вынес мне смертный приговор.
- Неужели вы ненавидели её настолько что могли бы убить?
- Без колебаний. - Ответ прозвучал резко, как удар хлыста.
- И вы... убили ее?
- Прочитайте рукопись. - Краткая вспышка гнева погасла, и с Кэссиди вновь беседовал умелый и искусный манипулятор.
- Я не могу принимать на веру все, что читаю, - возразила ему Кэссиди.
- Это очень мудро. А заодно не стоит принимать на веру и то, что вам говорят другие.
- А что "с другой стороны"?
На мгновение в глазах Тьернана мелькнуло удивление.
- Вы хотите знать, чем отличаетесь от Дианы? На комплименты нарываетесь, да? Пожалуйста, ложитесь со мной в постель, и я скажу вам все, о чем вы мечтали бы услышать. Даже скажу, что люблю вас, если понадобится.
Кэссиди неотрывно следила за ним, отказываясь уступать. Она понемногу привыкала к его насмешливому тону, и это придавало ей дополнительные силы.
- Так чем все-таки я отличаюсь от вашей жены?
- Ее я сравнил бы с дорогим фарфором, - неторопливо промолвил он. Она была тонкая, хрупкая и со скрытым изъяном, из-за которого и разлетелась вдребезги. А вы слеплены из обожженной глины - прочная, вечная и устойчивая.
- О Господи! - воскликнула в сердцах Кэссиди. - И после этого вы ещё считаете себя покорителем дамских сердец?
- В данный миг я вовсе не пытаюсь соблазнить вас, - сухо проронил Тьернан. - Я говорю вам чистую правду в расчете на то, что у вас хватит ума понять её.
- Я поняла, - кивнула Кэссиди. - Я - глина, а она - фарфор. Дальше что?
- Она считала себя центром Вселенной, пупом Земли - все только и вертелись вокруг нее. И она не могла уже жить вне пределов крохотного замкнутого мирка, который сама же себе и соткала; с помощью людей, готовых её на руках носить.
- Она вам изменяла? У неё были любовники?
Губы Тьернана скривились в безобразной усмешке.
- Единственный мужчина, которого Диана любила больше, чем меня, это её отец.
- Еще одно различие между нами, - заметила Кэссиди. - Я всего лишь крохотный винтик в сложном и громоздком механизме, который сконструировал мой отец.
- Бедненькая, - съязвил Тьернан.
Как он и рассчитывал, Кэссиди это задело.
- Вы упомянули про её извращенные желания, - напомнила она. - Значит ли это, что меня вы считаете образцом поведения?
- Да, - быстро ответил Тьернан. - Не считая тех случаев, когда вы находитесь в моем обществе.
- Что ж, - констатировала Кэссиди. - Одно, по крайней мере, роднит нас с Дианой: несчастное знакомство с вами. - Она откинулась на спинку стула. Кофе уже остыл, но Кэссиди все же отпила глоток, просто так, чтобы чем-нибудь заняться. - А вы ей изменяли?
- По мнению судей - да. Множество раз.
- А на самом деле? - упорствовала Кэссиди. - Вы изменяли этой невротичке, которая любила вас до беспамятства?
- Да.
- Если верить стенограмме, то одна из ваших любовниц бесследно пропала. Обвинитель намекал, что, возможно, она не единственная ваша жертва, но это было вычеркнуто из протокола.
- Да, - кивнул Тьернан.
- Вы убиваете всех женщин, с которыми спите?
- Только тех, кто этого заслуживает, - ответил Тьернан. И, снова раскрыв книгу, углубился в чтение.
* * *
- Как, вы сегодня уезжаете? - в ужасе спросила Кэссиди.
- Да, милочка, у нас нет выбора, - ответила Мабри. - Шон хочет выбраться из Нью-Йорка, а я не смею его удерживать. Шац устраивает вечеринку, а для Шона она, наверное, последняя возможность повидаться с приятелями. Не могу же я с ним спорить. Поехали с нами!
- Я терпеть не могу Ист-Хэмптон! - воскликнула Кэссиди. - А Шаца Беррингера и вовсе на дух не выношу. Как и их писательские вечеринки.
- Так же, как Ричарда Тьернана? - осведомилась Мабри, продолжая укладывать вещи в дорожную сумку.
- Я вовсе не ненавижу его, - возразила Кэссиди.
Мабри изогнула тонкую бровь.
- В таком случае ты гениально прикидывалась, милая. Я готова была голову на отсечение отдать, что ты испытываешь к нему глубокое отвращение.
- Не говори ерунду, Мабри, - завелась Кэссиди. - Ты сама видела нас в холле пару дней назад.
- Да, но я неплохо знаю тебя и Ричарда, а посему легко могу догадаться, кто тут главный затейник. Тебя всегда тянуло к скромным, напрочь лишенным воображения увальням. С детства, должно быть. С Марком Беллингемом вы смотритесь как идеальная пара.
- Он женат.
- Он разведен. Без пяти минут, по крайней мере. А кто тебе сказал, что он женат?
- Ричард, - пожала плечами Кэссиди. - Кто же еще.
- Занятно, - сказала Мабри, сворачивая шелковое платье. Чем бы она ни занималась, у неё все спорилось: и рукоделие, и стряпня, и даже такой незатейливый процесс, как сборы в дорогу, получался изящным и грациозным.