- Да. Как она?
- Она удивительно сильная женщина. Мы сейчас стабилизировали ее состояние и ожидаем, что она сможет поправиться довольно быстро.
- Слава Богу, - бормочу я.
- Но ей пришлось нелегко. Ее тело обезвожено и истощено. У нее сотрясение мозга, три сломанных ребра, сломано правое запястье и серьезно повреждено левое колено. Кроме того есть повреждения в районе печени и почек из-за того, что он избивал ее. Но я думаю, что при условии достаточного отдыха со временем она сможет оправиться от этих повреждений. Возможно, ей понадобится операция на колене, но мы сможем провести ее после того, как она немного подлечится.
- Я могу ее сейчас увидеть?
- Как только мы перевезем ее в палату. Ей дали снотворное, и она еще не вполне пришла в себя. Она может даже не понять, что вы рядом.
- Она поймет, - с уверенностью отвечаю я. Я сделаю так, что она поймет. Против своего желания я все же задаю следующий вопрос. – Доктор, была ли она изнасилована?
- Нет. Тест на изнасилование показал отрицательный результат.
Моя семья отправилась обратно ко мне на квартиру, чтобы передохнуть и сообщить остальным членам семьи радостную новость про Келси. Папа с пониманием отнесся к тому, что мне хотелось остаться с Келси наедине, и он сделал все возможное для этого. Обожаю своего папу.
Мы с Келс в ее палате. Она спит и даже немного посапывает во сне. Теперь это мой самый любимый звук в мире и будет таковым до конца моей жизни. Это означает, что она жива.
Я чувствую себя в ее палате как дома. И пусть только кто-то посмеет мне сказать, что я не могу находиться рядом с ней. Никогда не могла понять наше законодательство, которое не дает мне право быть рядом с моей партнершей в сложное для нее время. Блин, может это и неплохо, что мама является председателем комитета по однополым бракам. Если кто и может хорошенько вразумить наших законодателей, так это моя мама. Надо будет проверить, чтобы Роби как можно скорее подготовил медицинскую доверенность.
Снимаю пиджак и вешаю его на стул, а затем присаживаюсь возле кровати.
Беру ее здоровую руку, легонько целую и кладу голову на матрасе возле нее. Чувствую, как шевелятся ее пальцы, поглаживая мою щеку. Поднимаю голову – она смотрит на меня.
- Эй, Крошка Ру!
- Мне нужен отпуск, - с трудом выговаривает она и улыбается.
- Ты его уже получила, милая. Я знаю хорошее местечко для этого.
- Правда? Расскажи мне о нем.
Я улыбаюсь от радости, что могу просто поговорить с ней о разных пустяках.
- Это большое старое здание, которое окружают деревья с магнолиями. Летом, особенно в время дождя, этот сладкий запах витает повсюду. В доме есть удивительная кровать, набитая пухом, в большой светлой комнате на третьем этаже. Там же есть камин и балкон. А на кухне все время готовит леди с командным голосом, которая меня туда не пускает.
Келси шепчет:
- Потому что тебе там не место.
- Думаю, да. Зато там есть твое место.
У меня такое чувство, что меня переехал грузовик. Затем остановился, развернулся и переехал еще раз.
Пытаюсь понять, что болит больше – мое колено или запястье. Пожалуй, колено. Господи, как оно болит! Я ощущаю эту боль с каждой секундой, когда кровь проходит через раздутую область колена. Я не могу даже пошевелить им, даже если бы и хотела. Мне бы вообще никогда не хотелось бы шевелить им, раз оно так невыносимо болит.
У меня чешется нос. Не долго думая, я пытаюсь почесать его и чуть не получаю новое сотрясение мозга. Надо бы запомнить на будущее – не чесаться загипсованной рукой.
Смотрю на свою правую руку и запястье в гипсе. Когда-то я сломала руку в начальной школе. Тогда я спрыгнула слишком высоко с качелей и неудачно приземлилась. Но было прикольно, когда в течение пары дней все расписывались на моей руке. Это давало мне чувство сопричастности к коллективу.
Но в следующем семестре меня отправили в новую школу-интернат. Моя мать сказала, что та школа, где у меня были друзья, не отвечала ее высоким стандартам. Я ненавижу свою мать. И вовсе не удивлена, что ее сейчас нет рядом со мной.
За окном очень темно – из-за огней Лос-Анджелеса я не вижу звезд. Как я по ним соскучилась!
Не по голливудским звездам, конечно же.
Поворачиваюсь налево и смотрю на голову, которая покоится возле моей поясницы. Ее длинная рука перекинута через мои бедра, крепко прижимая меня к себя, как будто я собиралась куда-то уйти. Я не вижу черты ее лица из-за волос, заслоняющих обзор, но могу представить, какой беззащитной выглядит она во сне – как в Новом Орлеане, когда нас окружали люди, которых она любит. Ее губы слегка приоткрыты, и она чаще выдыхает через рот, чем через нос. Когда я однажды закрыла ее рот, она начала храпеть и проснулась. Это было так мило.