— Этот товарищ не виноват! — убедительно выдала фразу она, кивая в мою сторону.
— В чем он не виноват? — напряженно спросил милиционер. — Вы знакомы?
— Товарищ Миронов, простите, не знаю вашего имени-отчества, не успела на двери прочитать. Только фамилию запомнила…
— Дмитрий Федорович … — вставил он
— Так вот, Дмитрий Федорович, вот этот человек случайно наступил на портрет товарища Сталина, там была такая толпа… — девушка продолжала описывать ситуацию милиционеру. А он, как маятник, крутил своей головой, глядя то на меня, то на эту незнакомку.
— Стоп! — остановил ее рассказ Миронов. — Вы меня уже основательно запутали! Чего вы хотите от меня?
— Отпустите его, пожалуйста! — снова раздался ее писклявый на тот момент, от волнения, наверное, голос. — Он …
— Всё, всё! — уже закричал на нее милиционер, — Я всё понял! Мне нужно провести расследование.
— Да какое расследование, товарищ начальник? — девушка подняла правую руку и расстегнула золотую сережку на своём ухе, милиционер заметил ее движение и продолжил говорить:
— Я обязан отреагировать на заявление от граждан.
— Да-а, — опомнилась девушка, — а заявление есть на этого гражданина?
— В данный момент принимаются меры по рассмотрению данного дела.
Девушка тут же застегнула застежку на сережке обратно:
— У вас нет заявления на данного гражданина, нет свидетелей …
— Знаете, гражданочка, — прервал её Миронов, — это не ваше дело, если мне нужно, я найду и свидетелей, и кто заявление напишет. Хотя, конечно, на зарплате это не отразится, но всё же я должен выполнить свой долг.
Мужчина почесал свое правое ухо и вопросительно взглянул на девушку. Поняв намек, она решилась действовать, снова расстегнула сережку и протянула ее к ладоням Миронова.
— Только я оформлю административный штраф на гражданина Фролова, — проговорил лейтенант, засунув сережку в карман. Тогда собеседница добавила вторую сережку, быстро сняв ее, она вложила презент в ладонь милиционера, которая автоматически раскрылась. Товарищ Миронов довольно глубоко вздохнул и сунул руку в карман.
— Да, — громко для видимости сказал мужчина, чтобы его было слышно за дверью, — вы действительно правы, заявления на гражданина Фролова ни от кого не поступало, патрульные его привели к нам в отдел для выяснения личности. Документы в порядке!
Девушка посмотрела на рабочий стол, Миронов кивнул ей и порвал протокол, который заполнял, потом повернулся в мою сторону.
— Товарищ Фролов! — произнес милиционер. — Вы можете быть свободны!
Девушка подошла ко мне:
— Гражданин, идёмте скорее! — позвала она меня за собой.
А товарищ Миронов выдал обратно мне мои документы, заглянул в мои глаза и дал совет:
— Будьте впредь осторожны! — с этими словами товарищ милиционер пожал мне руку.
Молча выйдя из здания милицейского участка, я спросил эту девушку:
— Вас как зовут?
— Ирина! — улыбнулась мне она. — Пойдемте, пожалуйста, скорее!
— Почему мы так торопимся?
— Потому что я товарищу милиционеру отдала ненастоящие сережки.
— Ненастоящие?
— Да, они обычные, не золотые! — объяснила Ирина мне. — Этот лопух даже не посмотрел на них, сразу сунул в карман.
Девушка рассмеялась, и мы завернули за угол, через дорогу был городской парк. Ирина оглянулась назад и взяла меня под руку, чтобы перебежать на ту сторону проезжей части.
— Ирина, почему вы решили мне помочь? — задал я вопрос ей.
Девушка задумалась и посмотрела в сторону, после чего грустно вздохнула.
— Моего отца ни за что осудили на десять лет. Он ехал в трамвае, совсем случайно с ним заговорил мужчина, который в итоге оказался шпионом английской разведки. За ним в тот момент велась слежка, и когда его задержали, за компанию арестовали моего отца. Долго предлагали сознаться в сотрудничестве с английской разведкой, а мой отец работал инженером на станкостроительном заводе. Если бы он простым рабочим был, всё могло быть иначе, но его должность подошла под шаблон предателя родины.
На лице Ирины появились слезы, ей было очень тяжело об это говорить. Она всячески старалась показать себя сильной, волевой, но эмоции нельзя было скрыть. Тогда я просто подошел к ней и обнял. Как много времени прошло с тех пор, как я обнимал человека, это было необыкновенное чувство, за два года в лагере я отвык от тепла и общения с женщинами. Девушка начала рыдать мне в грудь, а потом повернула голову в сторону, прижимаясь к моему плечу щекой.