— Что там бормочешь, сучонок? — и плюнул в сторону. — Ненавижу фашистскую гадину...
— Не убивать... — сквозь дикую боль я снова пробормотал новое русское слово.
— Что? — услышал меня командир. — А, жить хочет фриц…
— Ну-ка, дай сюда его винтовку! — командир выдернул ее из рук солдата. Вот он, тот самый момент. Сейчас они посмотрят на мою винтовку, увидят, что там нет ни одной жертвы, и отпустят меня домой, проскользнула в голове наивная детская мысль. И, откуда ни возьмись, тут же в мыслях появился смех над самим собой. Какого черта, отпустят они меня, о чем я думаю? Но всё же у меня появилась небольшая надежда на облегчение своей участи. Командир партизан быстрыми движениями покрутил мое оружие.
— Сейчас посмотрим, чем работают инженеры, — проговорил он, прикусив губу.
Что там смотреть, думал я. Всё и так видно. Но командир начал разматывать намотку на прикладе, которая смягчала отдачу во время выстрела. Сантиметр за сантиметром приклад стал оголяться.
— Ты смотри-ка, — обрадовался увиденному командир, — а вот и небольшие зарубки на прикладе! Так, сколько их тут, — он стал приглядываться, — не пойму, две или три, непонятно, просто царапина или действительно это третья зарубка.
Откуда там могут быть зарубки? Как я мог их не заметить, когда наматывал на приклад намотку? Или они такие маленькие, что я их не увидел? Почему я не придал этому внимания? Из головы, наверное, выпало на тот момент. Ах, а может, это не моя винтовка? И снова смех, да, конечно, тут снайперов пачками ловят и на допросах путают снайперские винтовки.
Да, очень смешно... Факт есть факт, против него не поспоришь от него не уйдешь. Что мне делать? А что вообще я могу сделать в данной ситуации? Да, собственно, ничего. Шансов нет.
— Значит, вот у нас какой инженер! — ехидно отметил командир и продолжил допрос уже по-русски, то и дело тыкая мне в лицо прицелом. Учительницу проводили на кухню.
Мне уже было всё равно. Я не раз уже терял сознание и пока еще быстро приходил в себя. Сквозь затуманенность слышал фразы на русском: «фриц, снайпер и инженер!»
О господи, я уже и сам был не рад, что сказал про инженера, ведь ничего не изменилось. Как мне повлиять на происходящее, чтобы от меня отстали? Пусть бросят меня в сырую темницу, не знаю, куда там еще. Но, у меня уже просто напросто нет сил терпеть всё это. Я уже перестал бояться, равно как и испытывать страстную жажду жить. Безразличие, будто ты смотришь ужасный сон. А когда ты проснешься, всё быстро исчезнет, будто и не было.
Ох, как бы я хотел поверить пусть даже в такой ужасный сон. Но, к большому моему сожалению, это была настоящая явь, реальная картина военного времени. И сейчас в голове творилось нечто необъяснимое, мысли метались, лишая меня контроля над собой. Я потерял сознание. И снова ведро с холодной водой вернуло меня в реальность. Весь мокрый и не чувствующий уже никакой боли, по-прежнему сижу, привязанный к стулу, на свежем воздухе, возле большого длинного стола. Слышу одни и те же очень знакомые русские слова, которые уже по-разному коверкаются в моем мозгу.
— Ты убил двух или трех русских офицеров Красной армии. Отвечай, какое задание, какой приказ...
В голове моей что-то щелкнуло. Приказ, да был приказ. Да, я помню его. Генерал, тьфу ты, черт, какой генерал, приказ убить снайпера, русского снайпера. А при чем это сейчас здесь? У меня какая-то другая была только что мысль. Голова болела и раскалывалась, я захлебывался своей же кровью и никак не мог собрать мысли воедино.
Тело мое то сильно ломило, то рецепторы чувствительности напрочь отключались. И вот мысль, снова вернулась ко мне, я хотел им рассказать важные сведения о генерале. Да, именно это я хотел рассказать русским. Я собрался из последних сил и выдавил из себя:
— Информация... генерал...
— Что-что, — снова палач схватил мои волосы на голове и потянул вверх, — что ты хочешь нам сказать?
— Смотри, этот немец уже по-нашему говорить научился! — командир держит меня за голову и смеется мне в лицо.
Допрос длился для меня целую вечность. Я не мог даже предположить, сколько времени провел привязанным к стулу. Может быть, прошел час, может, два.
— Генерал будет … — неразборчиво бубнил из последних сил я, — скоро... — добавил я.
Это было последним моим спасением: сказать про генерала, к приезду которого готовились в штабе. Пусть они узнают это, только бы оставили меня в покое.
— А, скоро в часть приедет немецкий генерал? — четко спросил командир.
Моя челюсть уже не разжималась, я только подумал и кивнул палачу, подтверждая его вопрос.