В нашей палате лежало около десяти человек. Активнее всех были солдаты, сплотившиеся вокруг нашего весельчака подполковника. Этот замечательный души человек был больших габаритов, отчего напоминал пузатую бочку. Его внешний вид внушал нам уважение. Из всех людей с лишним весом он был самым добрым и располагающим к себе. Другие были недовольны своей жизнью, и всё это неудовольствие выплескивали на других.
В один из дней ребята, способные передвигаться, подсели к нему ближе и начали играть в карты. То и дело к нам заглядывали санитары, но подполковник сразу же принимал серьезный вид. Тогда санитары закрывали дверь и не задавали лишних вопросов. Палата жила своей жизнью. Тишина наступала лишь тогда, когда начинался обход главврача. Заходя к нам, главврач улыбался, качал головой и в первую очередь направлялся всегда к подполковнику.
Я давно хотел попросить у главврача бумагу, чтобы начать рисовать, но что-то меня останавливало, хотя мне уже хотелось запечатлеть и нашу веселую компанию. Вот и сейчас я подготовился обратиться к нему с просьбой, но заметил, что врач то и дело смотрит на часы, возможно, торопясь на операцию. Моя просьба так и повисла в воздухе.
— В наш госпиталь, ребята, привозят пачками таких, как вы, — говорил нам главврач. — Русские уже в Германии. Идут ожесточенные сражения за каждый город. А вы всё тут шутите?
Он покачал головой, будто недовольный нашим поведением. Пока врач осматривал других больных, я, пользуясь случаем, повернулся в сторону подполковника и позвал его.
— Господин подполковник! — обратился к нему я.
Он оживился и кинул взгляд на меня:
— Я слушаю!
— Вы замечательный человек! — похвалил его я. — Нам без вас будет очень скучно здесь!
— Я никуда не собираюсь уходить! — смеялся он.
— Нет! Но вы не так меня поняли! — продолжал диалог с ним я. — Вас же наверняка скоро переведут в офицерский корпус, основываясь на вашем звании.
— Да мне и здесь неплохо! — замотал он головой и развел руки в стороны, показывая на всех присутствующих здесь ребят.
— Да, у меня к вам есть просьба!
— Какая?
— Будьте добры, можете походатайствовать, чтобы мне распорядились принести чистые листы бумаги?
Подполковник сразу понял, для чего мне это, и спросил меня:
— А ты нарисуешь нас всех?
— Да, без проблем!
Подполковник тут же позвал к себе главврача и что-то начал объяснять ему, показывая жестами на меня. Медик кивнул ему и сделал запись в своей тетради, после чего продолжил обход. Я посмотрел на подполковника, он улыбнулся, жестом показал мне: всё будет хорошо.
Наш главврач ушел, и я начал изнывать в ожидании бумаги. Я нарисую на чистом листе Катерину. Мне казалось, что так она станет ко мне ближе, да и просто хотелось чаще видеть ее лицо, пусть даже таким образом. С нетерпением я ждал возможности оживить белые листы образом белой птицы, символизирующей Катю.
Но в голову пришли и другие мысли: увижу ли я вообще ее вновь?
Наш врач сказал нам, что русские уже перешагнули далеко за границу Великой Германии.
Что будет с нами всеми дальше, никому не было не известно. Кого-то снова отправят на фронт, до последнего защищать родину от коммунистов. А как именно сложится моя дальнейшая судьба?
В один из дней после обеда к нам в палату зашел санитар. Он подошел к подполковнику и протянул ему стопку бумаги.
— Велено передать, — кратко отчитался санитар.
— Да это не мне, — сообразил подполковник, — а вон тому солдату.
Заполучив бумагу, я был счастлив, как никогда. Весь вечер на моем лице сияла улыбка. Я и не ожидал так быстро получить желаемое. Теперь я могу творить.
За такой подарок я был обязан выполнить свое обещание: нарисовать подполковника с его друзьями из больничной палаты. Так я смогу достойно отблагодарить его. Я уже решил, что буду рисовать: в центре изображения должен быть наш подполковник[Э1] , сидящий на своей кровати, а по бокам — его ежедневные товарищи по играм в карты и травле анекдотов.
В нашей палате были и другие больные. Некоторые из них были тяжело ранены и не вставали с койки, некоторые предпочитали быть наблюдателями и редко присоединялись к веселью.
Итак, передо мной сидела великолепная пятерка, их лица были радостны и полны амбиций. Я озвучил им идею, и ребята стали выбирать себе место на будущем групповом портрете, вновь смеясь и подшучивая друг над другом. Я в это время прикидывал, как лучше их нарисовать. Мне не очень хотелось рисовать в больничных пижамах, ведь это военные люди, надо было отдать им должное.