Солдаты больше не трогали мать. Она осталась дома с моей десятилетней сестренкой Сабиной. Все стояли в коридоре и провожали меня, а я обещал вернуться живым и невредимым. Сабина подбежала ко мне и протянула свой подарок: фигурку маленькой собачки, вырезанную из дерева моим отцом. Раньше у нас был верный пес, я уже не помню, как его звали. Он был очень умным, прожил с нами около шести лет и умер от чумки. На память о нем отец вырезал фигурку из дерева. Я забрал деревянную собачку и ушел из родного дома.
Военные увезли меня далеко от Майсена. Начальник учебного лагеря объявил новичкам группы, а нас было всего шесть человек, что обучение будет недолгим: двадцать один день. Три недели — и прямиком на фронт.
В нашем учебном лагере готовили снайперов, шпионов и диверсантов. Общаться между собой нам было запрещено, чтобы сохранить анонимность, поэтому мы не знали, как проходило обучение в других группах, настолько всё было засекречено. Мы не знали почти ничего даже об участниках своей группы, все занимались только своим делом, рассказывать о личной жизни было запрещено, потому что везде, так же, как и в СССР, слаженно работал шпионаж, на каждом шагу были предатели. Командование опасалось, что наши личности могут быть разоблачены. А если такое произойдет, то все задания можно считать проваленными. Поэтому обучающихся максимально ограничивали от общения с другими подразделениями.
Я попал в снайперскую школу и стал проходить всю необходимую подготовку. Нас учили выживать в экстремальной обстановке и оставаться незамеченным в тылу врага, от таких умений часто зависит судьба снайпера. Группа будущих снайперов состояла из молодых ребят, всем было от двадцати до двадцати семи лет. Одному мне было девятнадцать лет, но, учитывая тренировку в школе биатлона, я мог любому дать фору. С успеваемостью у меня было тоже всё прекрасно.
Нам вбивали в голову, что от снайпера зачастую зависит весь ход боевого сражения. Серьезная ответственность ложилась на снайпера перед самим боем — это ликвидация старших офицеров личного состава противника. Я знал, что буду по большей мере находиться в тылу врага, и любые детали могли стоить мне жизни.
Нашим учителем был Вилант Верман. Он прошел Первую Мировую войну, участвовал и во Второй Мировой, но после сильного ранения в спину его комиссовали и направили сюда, в спецшколу, где он стал учить нас снайперскому мастерству. Он был хорошим и справедливым человеком.
В лагере я пробыл дольше, чем предполагалось. Причиной стало отсутствие учебного реквизита и соответствующей литературы, которые таинственным образом сгорели в одном из зданий нашего тренировочного лагеря 22 июня. Ходили слухи, что это дело рук диверсионной русской группы, которая до сих пор не поймана, а могло быть так, что именно в этом лагере есть завербованные агенты советской контрразведки. Ведь именно в этот день три года назад Германия напала на Советский Союз. Вполне вероятно, что день диверсии был выбран неспроста. На восстановление работы нашей школы было нужно время. Руководству пообещали прислать всё необходимое в течение месяца. А пока, поскольку занятия группы снайперов были приостановлены, я записался на курсы русского языка, решив не терять драгоценное время. Я уже знал, что меня отправят на войну в СССР, и решил максимально подготовиться.
К счастью, второй для меня язык усваивался очень быстро. Пять лет учебы в родной школе дали мне хорошую начальную стадию. Тягу к знаниям оценили преподаватели, и после окончания снайперских курсов предложили сдать экзамен по русскому языку, который я успешно сдал с записью в личное дело. Я овладел русской базой разговорной речи. Один из преподавателей посоветовал мне читать советскую классику, чтобы лучше разобраться в сложном языке русских. Это могло пригодиться при выполнении любого задания, в сложной ситуации можно было скинуть с себя камуфляж, снайперское обмундирование и слиться с местным населением. А потом, когда опасность пройдет, снова вернуться к выполнению поставленной задачи.