Я лишь усмехнулась, не в силах ответить. Он был невозможным. Абсолютно невозможным. Но именно поэтому с ним никогда не было скучно.
Сумка мягко опустилась на землю у нашего автобуса. Леон выглянул из-за моей спины, следя за тем, чтобы не попасться на глаза Марии Васильевне, которая как раз сверялась со списками.
— Вот если нас выгонят обоих — ты потом будешь за меня хлопотать? — прошептал он.
— Нет, — так же тихо ответила я. — Я скажу, что тебя впервые вижу.
— Эй! — возмутился он, но улыбался. — Предательница.
Я поднялась в автобус, и он следом юркнул внутрь, ловко укрывшись на заднем сиденье за кучей рюкзаков.
Когда я села на своё место, он высунулся из-за сидений, подмигнул и приложил палец к губам.
Секрет.
И почему-то в этот момент мне захотелось, чтобы путь до города длился чуть дольше.
Автобус тронулся с лёгким рывком, и салон сразу наполнился гулом голосов, смехом, шорохом пакетов и запахом чего-то явно несанкционированного из запасов девчонок.
— Даша, ты где взяла эти чипсы? — возмущённо зашептала Лера, оборачиваясь через сиденье. — У нас вообще-то отрядный сухой паёк и яблоко на завтрак было.
— У меня связи, — гордо заявила Даша, выуживая из рюкзака ещё и мармеладки. — Учитесь, леди.
— Связи с кем? С торговым автоматом?
— Почти. С братом. Он мне целую сумку закинул, когда про поездку узнал. Сказал, если я вернусь с выжженной душой и синяками от комаров — у меня должно быть право хотя бы на сладкое.
Мы прыснули. Автобус между тем набирал скорость, укачивая и убаюкивая. Я поймала себя на том, что уже почти привыкла к его гулу — это был второй раз, когда мы ехали в нём за эти дни.
— Эй! — вдруг послышался голос с заднего ряда. — Кто по мне ногами ходит?
— А кто это тут спрятался? — закричал кто-то другой. — Опа! Это же наш потерянный гимназист!
Я оглянулась. Леон вынырнул из-под плащей и ковриков, шипя и зажав указательный палец на губах:
— Тише! Если Мария Васильевна узнает, мне конец. И вам тоже. Нас пересчитают и заметят лишнего!
— Пф, никто нас не считает, — махнула рукой Даша. — У нас тут анархия и разложение.
— Зато у нас есть мармеладки, — добавила Лера. — Леон, хочешь?
— Только если за молчание, — усмехнулся он, подсаживаясь к нам и устраиваясь на рюкзаке вместо сиденья. — Я, можно сказать, заложник. Беглец.
— Бедный мальчик, — вздохнула Даша. — Из богатой школы сбежал к простым смертным.
— Тише, а то меня сейчас вызовут к доске за неподобающее поведение, — пробормотал он и вытянул ноги, с трудом умещаясь между сумками. — Тут хоть весело.
Кто-то уже начал громко слушать музыку на телефоне, и впереди по салону эхом прокатились первые строчки какой-то старой поп-песни. Кто-то хлопал в такт, кто-то пел, а кто-то — как я — просто улыбался, ощущая, как странно приятно щемит внутри от этого обычного, подросткового момента.
Никто не позировал. Никто не играл роли. Мы просто ехали домой. Весёлые, уставшие, слегка потрёпанные и до странного родные друг другу.
— Эй, а давайте сыграем в “Правда или действие”? — внезапно предложила Даша. — Только с ограничениями, а то я вас знаю.
— С ограничениями — это как? — хмыкнула Лера.
— Ну типа: «не выкидываем никого в окно» и «не целуем водителя».
— А зря, — сказал Леон. — Водитель очень ничего.
Смех с новой силой разнёсся по салону.
— Ладно, поехали! Саша, правда или действие?
Я аж вздрогнула.
— Правда?
— Хорошо… — Даша прищурилась. — Ты бы поцеловала кого-нибудь из гимназистов?
— Что за вопросы?! — захохотала я, чувствуя, как заливаюсь краской. — Не скажу!
— Значит, да! — хором выкрикнули Лера и Даша.
— Ага, и, кажется, мы знаем кого… — добавила Лера, глядя на Леона, который невозмутимо жевал мармеладку.
— Да ладно вам, — пробормотал он, хмурясь, но уголки его губ всё равно подрагивали. — Могли бы хотя бы дождаться, когда мы вернёмся в город, а не устраивать суд присяжных на рюкзаках.
— А мы сразу вручаем тебе орден «Зайца первой степени», — хихикнула Даша. — За героизм в автобусе и попытку нелегального пересечения школьных границ.
— Ценю, — кивнул он. — А теперь — кто следующий?
И игра пошла по кругу. Мы смеялись, поддразнивали друг друга, кто-то дремал, кто-то тихо болтал о будущем лете, а за окном плавно текла дорога, как будто совсем не хотелось останавливаться.
31
От переизбытка адреналина, накопившегося за эти два насыщенных дня, я так и не смогла уснуть. Спортбаза, как ни странно, стала для меня важной точкой — я обрела новых друзей, почувствовала, как наш класс стал по-настоящему единым, и, главное…
Я призналась себе в том, чего так упорно избегала раньше:
Мне нравился Леон Демидов.
Больше, чем просто «нравился».
Поэтому, когда утром зазвонил будильник, я без раздумий отключила его. Как и последующие семь, установленные с интервалом в пять минут.
На шестом я резко распахнула глаза.
— Чёрт! — выдохнула я, соскочив с кровати. — Я проспала!
Мы ведь сегодня должны были с Леоном встретится возле наших школ. Он хотел попить вместе кофе. Вот блин!!
Словно угорелая, я кинулась в ванную.
Слава богу, папа сегодня уехал рано и не оккупировал туалет — иначе пришлось бы биться за него в кровавой битве. Он у нас мастер утренних медитаций в одиночестве, по часу.
После душа я на автомате завернулась в тюрбан, накинула халат с плюшевыми мишками (да, детский, да, розовый — и что?), и уже собиралась сушить волосы, как вдруг:
— Александра, выйди, пожалуйста, на завтрак! — прокричала мама с кухни.
Ну хоть у кого-то утро сегодня началось спокойно…
Я усмехнулась, подключила колонку и врубила Асти на максимум. Настроение? Хаос и музыкальная истерика.
— Давай всё сохранииим…
Как первый наш фотосниииимок…
— Саша! — донёсся повторный крик мамы.
Мам, дай мне досострадать хотя бы припев, — мысленно фыркнула я, изображая у зеркала звезду сцены и держа в руках тюбик с пастой как микрофон.
— Мам, ты не видела мою бритву? — выходя из ванной, я недовольно закатила глаза. — Вроде перед поездкой брила ноги, а теперь снова как Йети. Это что, мистика?
И только тогда я заметила странное выражение лица у мамы — смесь сочувствия и… внутренней паники?
Тимофей, мой младший брат, уже заходился в хохоте, указывая куда-то пальцем.
Я проследила за его жестом.
И замерла.
— О, боже…
На нашей кухне, спокойно налив себе чай из маминой кружки с пандами, сидел…
Леон.
Леон Демидов.
В моей кухне.
С ухмылкой, от которой хотелось либо умереть, либо закопаться в плюшевый халат вместе с мишками.
— У тебя мишка на поясе перекосился, — лениво заметил он, даже не пытаясь скрыть улыбку.
Я вскинула на него взгляд, потом — на свою пижаму, потом снова на него.
Чайник зашипел.
Тимофей рухнул на пол от смеха.
А я… Я просто стояла и не знала, кричать, бежать или провалиться сквозь пол.
Я молча кивнула, поправляя съехавший пояс халата, будто этим могла восстановить хоть каплю достоинства.
— Я пойду переодеваться, — произнесла я как можно спокойнее, делая вид, что всё в порядке.
Что на мне не пижама с мишками.
Что я не просила маму найти бритву вслух.
Что на кухне не сидит самый дерзкий парень из закрытой гимназии, которому я, между прочим, вроде как начинаю симпатизировать.
Я развернулась и, изображая ледяное спокойствие, неспешно пошла к себе в комнату.
Не бегу.
Не паникую.
Всё. Под. Контролем.
Но стоило только закрыть за собой дверь, как сдержанность исчезла без следа.
Я с разбега шлёпнулась на кровать, заползла на неё как полуживая улитка и замолотила руками и ногами по матрасу.
— Аааааа! — вырвалось у меня в подушку. — ЗА-ЧЕМ Я СКАЗАЛА ЭТО ПРО ЙЕТИ?!
Я зарылась лицом в наволочку и пыталась не умереть со стыда.