Снег падал нам на лица, таял на коже. Я не могла отвести взгляд.
— Леон…
— Я правда тебе нравлюсь? — спросил он почти шёпотом, будто боялся услышать отказ.
— Да, — выдохнула я, едва заметно кивая.
Он провёл ладонью по моему лицу, убирая прядь волос, и в следующую секунду его губы коснулись моих. Поцелуй был тёплым, осторожным, но в нём чувствовалось столько сдержанной нежности, что у меня закружилась голова.
Когда мы отстранились, он задержал взгляд на моих губах и тихо сказал:
— Теперь, боюсь, я точно не смогу держаться на расстоянии.
Я улыбнулась, чувствуя, что внутри всё переворачивается.
— И я не хочу, чтобы ты держался.
Снег падал, фонарь мерцал, а мир вокруг будто исчез. Оставались только мы двое и то, что между нами наконец перестало быть тайной.
Дверь за мной тихо закрылась, и я на секунду прислонилась к ней спиной. В прихожей было темно, только из кухни падал мягкий свет от ночника. Тишина квартиры показалась слишком громкой после шёпота и смеха на улице.
Я медленно сняла пуховик, ботинки, прошла в комнату. Зеркало в коридоре отразило меня — с чуть растрёпанными завитыми волосами, румянцем на щеках и губами, которые, казалось, всё ещё помнили его прикосновение.
Скинув костюм на стул, я села на кровать и просто уставилась в одну точку. В голове — только одно: как он смотрел на меня перед тем, как поцеловать. Это было… не как в фильмах, где всё внезапно и с пафосом. Нет. Это было тихо, тепло, но при этом так сильно, что у меня до сих пор дрожали пальцы.
Я вспомнила, как его ладонь коснулась моего лица, как снег таял на его ресницах. И как он сказал, что больше не сможет держаться на расстоянии. Эти слова звучали внутри снова и снова, будто заело пластинку.
Я легла на спину, глядя в потолок. Было поздно, но сон даже не думал приходить. Вместо этого я улыбалась сама себе, пряча лицо в подушку. И впервые за долгое время мне казалось, что впереди — не просто приключения, а что-то, что может изменить всё.
Я знала только одно: завтра мы встретимся, и я уже не смогу смотреть на него как раньше.
36
На следующий день уроки тянулись мучительно медленно.
Не просто медленно — так, будто время упрямо застряло в тягучей патоке, и стрелки часов двигались с нарочитой ленцой.
Я сидела на первом ряду у окна и делала вид, что записываю формулы, хотя в тетради больше было закорючек и бессмысленных линий, чем чего-то полезного. Каждая цифра на доске казалась серой и ненужной, потому что в голове было только одно — вчерашний вечер.
Поцелуй.
Слово, от которого внутри всё снова сжималось и раскручивалось одновременно. Я вспоминала, как он стоял в свете фонаря, как холодный воздух резал щёки, как в груди было тесно от волнения… и как потом всё стало мягким, тёплым и невероятно правильным, когда он наклонился и коснулся моих губ.
Я машинально облизнула их — и тут же спохватилась. Нет, нельзя так мечтательно сидеть на математике, особенно когда учительница имеет привычку выцеплять таких «задумчивых» из толпы.
— Козловская, к доске! — её голос, как выстрел, вернул меня в реальность.
Я, моргнув, поднялась, чувствуя, как в ушах звенит.
— Эм… а что делать? — спросила я, хотя вопрос был глупый, потому что на доске уже стояло задание.
В классе кто-то хихикнул. Лера, сидевшая за двумя рядами от меня, выразительно закатила глаза, а с задней парты донеслось язвительное:
— Может, ей формулы прямо на парте напишем, чтобы не забывала? — это была Вероника.
— Да куда ей… — лениво протянула Злата. — У неё сейчас, кажется, в голове только один предмет. И это точно не алгебра.
Смех по классу прокатился, но я сжала зубы и сделала вид, что не слышу. Закончив у доски, я вернулась на место, а Лера тихо шепнула:
— Не трать на них нервы. Сегодня у нас дела поважнее.
Последний звонок, наконец, прогремел по коридорам, и класс с облегчением зашумел, собирая тетради и рюкзаки. Мы с Лерой двинулись к гардеробу, по дороге подхватив Дашу.
— Ну? — Лера ткнула меня в бок. — Сегодня каток или горка?
— Горка, — ответила она же сама за меня. — И Сашка с нами.
— Эй! — я нахмурилась. — Может, я вообще домой хотела.
— Конечно, — усмехнулась Лера. — После вчерашнего вечера? Ну-ну.
— Я, между прочим, пас, — вмешалась Даша, натягивая шарф. — Мне с Артёмом надо подарок его бабуле выбрать. У неё юбилей.
Лера замерла у гардероба, зависнув прямо перед входом.
— Подожди. С Артёмом… который наш одноклассник? С тем самым, который у тебя списывал в пятом классе, а ты его сдала при всех учительнице?
— Да, да, с тем самым, — Даша закатила глаза. — И мы сейчас в одиннадцатом. Ты вспомнила дело шестилетней давности… кто же знал, что он вырастет таким очаровашкой.
— Дашка, прости, но мне нужно эту информацию переварить, — усмехнулась Лера.
— Иди ты, — фыркнула Даша, забирая свой пуховик с вешалки.
В этот момент прямо у гардероба нам перегородили путь две знакомые фигуры. Вероника и Злата — как всегда, в своих «глянцевых» образах и с ухмылками, которые так и просились в мусорное ведро.
— Смотри-ка, Злат, — громко протянула Вероника, скользнув взглядом по мне с ног до головы. — Наша Козловская прямо светится.
— Ммм, — протянула Злата, приподнимая бровь. — Интересно, это от новых духов… или от того, что она вчера в кино была не одна?
Я почувствовала, как щёки начинают предательски гореть, но сделала вид, что не поняла. Лера же резко обернулась:
— А вам какое дело? Или у вас свои парни закончились, и теперь вы за чужими следите?
— О, мы просто интересуемся, — сладко улыбнулась Вероника. — Общественное любопытство.
— Смотри, а то любопытство до любопытных проблем доведёт, — отрезала Даша.
Злата сделала вид, что зевает, и, проходя мимо, бросила:
— Всё равно ненадолго.
Я сжала кулаки в карманах. Не стоит… не давать им удовольствия, сказала я себе, но внутри всё кипело.
— Пойдём, — Лера взяла меня за локоть, увлекая к выходу. — Сегодня у нас дела поважнее.
Мы вышли на улицу, и морозный воздух тут же щёлкнул по щекам, будто пытаясь отрезвить. Снег под ногами хрустел с каждым шагом, а изо рта вырывались облачка пара — мои слишком быстрые, выдох за выдохом, как будто сердце работало вдвое быстрее обычного.
— Серьёзно, — Лера хмурилась, натягивая капюшон. — Они просто обожают портить настроение.
— Да пусть, — пожала я плечами, хотя внутри всё ещё колотилось раздражение. — Им-то что?
— Им скучно, вот и всё, — отрезала она. — У них вся жизнь — это сплетни.
Мы шли вдоль сугробов, когда впереди, у входа в парк, я заметила Влада. Он стоял, руки в карманах, и, заметив нас, кивнул. Но я почти сразу перевела взгляд — и наткнулась на него.
Леон.
Он был чуть в стороне, прислонившись плечом к металлическим перилам. На голове — чёрная шапка, из-под которой выбивались пряди волос, на плечах — тёмная куртка. И этот взгляд… как будто всё вокруг перестало существовать. Он смотрел прямо на меня, не мигая.
— Опаздываете, — сказал он, но уголки губ дрогнули.
— У нас были… разговоры, — Лера произнесла многозначительно, и по её тону я поняла: половину пути она думала не о моих «разговорах», а о том, что рядом стоит Влад.
Он шагнул ко мне.
— Пойдём? — и прежде, чем я успела ответить, его пальцы скользнули в мою ладонь.
Не спрашивая. Не намекая. Просто взял.
Его рука была тёплой, крепкой, и от этого простого прикосновения всё внутри странно сместилось, словно кто-то щёлкнул тумблер: да, это так, и это уже не изменится.
Мы подошли к горке. Сверху доносились визги детей, смех, щёлканье телефонов. Лёд на склоне блестел в лучах фонаря, а у основания лежали кучки снега, сметённые в сугробы.
— Давно каталась? — он наклонился чуть ближе, чтобы не перекрикивать шум.
— Лет пять назад, — призналась я. — С папой и братом.