— Что?.. — шёпотом спросила я, чувствуя, как внутри что-то надломилось.
Мне это послышалось? Нет… он же не мог этого произнести так спокойно.
— Ты… серьёзно? — слова давались с трудом, будто я проглатывала осколки стекла.
Он наконец поднял взгляд. Ни намёка на привычную дерзость — только усталость.
— Да. Это уже решено.
— Решено кем? — я сделала шаг ближе, почти не чувствуя холода. — Тобой? Или… Адель?
Он нахмурился сильнее.
— Это не важно.
— Для меня — важно! — голос сорвался, и я поняла, что кричу. — Потому что вчера… вчера ты…
Я запнулась, глотая слёзы.
Вчера он смотрел на меня так, будто я значу что-то. Вчера он был здесь. Со мной. А сегодня — уезжает. С ней.
Леон отвёл взгляд.
— Иногда… лучше ничего не говорить.
— А иногда — хуже всего молчать, — прошептала я, но он всё равно услышал.
Он сделал шаг в сторону, будто собирался уйти, но я перехватила его, схватив за рукав пальто.
— Не уходи. Просто… объясни.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, и в нём было всё: и сожаление, и отстранённость, и что-то, что он пытался спрятать.
— Нам нужно расстаться, Саш. Мы слишком разные.
Эти слова ударили сильнее, чем любой холод. Ветер мог резать кожу, снег мог забиваться за воротник, но боль от этой фразы прожигала изнутри.
Слова повисли в морозном воздухе, и казалось, что даже снегопад замер.
Слишком разные? Это всё, что он может сказать после всего?
— Разные?.. — я едва не рассмеялась, но смех тут же превратился в горький вздох. — И что, это повод просто… вот так бросить?
— Это повод не ломать друг другу жизнь, — тихо, но твёрдо сказал он.
— Ты решил за нас обоих? — мой голос дрогнул. — Вчера всё было… другим.
Леон отвернулся, будто мои слова были ножами, от которых он пытался увернуться.
— Вчера было ошибкой.
— Ошибкой?! — я не сдержала крик, и эхо отразилось от стен старой беседки. — Ты так называешь всё, что было между нами?
Он резко выдохнул и на секунду закрыл глаза.
— Я называю это тем, что нужно оставить в прошлом.
— А я? — почти шёпотом спросила я. — Меня ты тоже оставишь?
Его взгляд метнулся ко мне. В нём мелькнуло что-то похожее на боль… и тут же погасло.
— Уже оставил.
Он развернулся и пошёл прочь, шаги глухо звучали по снежной дорожке. Я стояла, как вкопанная, чувствуя, как с каждой секундой он уходит всё дальше — и физически, и из моей жизни.
Почему? Почему ты даже не дал мне понять, что всё кончено? Почему не дал шанса бороться?
Снег падал всё гуще, и вскоре его силуэт растворился в белой завесе, оставив меня одну в холоде и тишине, с сердцем, которое больше не могло согреться.
44
Я не помню, как дошла до дома. Всё будто стёрлось — улицы, прохожие, шум города. Осталась только боль, глухая и тянущая, как будто кто-то медленно сжимал моё сердце в кулаке.
Стоило перешагнуть порог квартиры и встретиться взглядом с мамой, как внутри что-то оборвалось. Слова застряли в горле, и я просто разрыдалась.
— Сашка… — тихо выдохнула мама и в два шага оказалась рядом. Она обняла меня крепко, прижимая к себе, кутая в тепле своих объятий. Её руки были такими родными, что я наконец позволила себе не держаться.
— Всё-всё, поплачь, — мягко говорила она, ритмично похлопывая меня по спине, — и всё пройдёт, вот увидишь.
Я уткнулась лицом в её плечо, чувствуя, как солёные слёзы пропитывают ткань её свитера. Как же я хочу, чтобы она была права. Чтобы завтра всё это оказалось дурным сном. Чтобы я снова смеялась, а не стояла посреди прихожей, дрожа от боли.
Мама, не задавая лишних вопросов, аккуратно развернула меня в сторону моей комнаты.
— Пойдём, — тихо сказала она, обнимая за плечи.
В комнате она усадила меня на кровать, накрыла мягким пледом, поправила волосы, словно я снова была маленькой девочкой.
— Отдохни немного, — её голос был таким спокойным, будто он мог унять шторм внутри меня. — Я рядом.
Она вышла, прикрыв дверь, и я осталась в полумраке, слушая собственное неровное дыхание. В голове всё ещё звучал его голос: «Мы слишком разные… Уже оставил…»
Я не знала, что мама, выйдя в коридор, сразу достала телефон. Её голос в трубке был тихим, но взволнованным:
— Лерочка, Дашенька… Приезжайте, пожалуйста. Ей плохо.
Они пришли быстрее, чем я успела осознать. Лёгкий стук в дверь, шёпот, и через секунду Лера и Даша уже сидели рядом на кровати, обнимая меня с двух сторон. Я почувствовала, как под плед пробирается тепло — их рук, их поддержки.
Я не сказала ни слова, но, кажется, они и так всё понимали.
Лера первой нарушила тишину:
— Адель возле гимназии… — она поморщилась. — Если бы ты была рядом, я бы ей сказала всё, что думаю.
Даша, наоборот, только крепче обняла меня за плечи.
— Саш… ты ведь не просто так ушла после уроков?
Я сжала плед, чувствуя, как горло снова сдавливает.
— Я… хотела его найти.
Они обменялись быстрым взглядом, но молчали, давая мне время.
— Я пошла к гимназии, в парк… И нашла, — слова давались тяжело, но я не могла больше держать это в себе. — Он был там. Один.
Лера придвинулась ближе.
— И что он сказал?
Я замолчала на пару секунд, вцепившись в край пледа, будто тот мог меня защитить.
— Что уезжает. В Англию. С Адель. И… — я сглотнула, чувствуя, как слёзы снова подступают, — что нам нужно расстаться. Потому что мы слишком разные.
В комнате повисла тишина. Лера резко выдохнула, а Даша только покачала головой, сжав мою ладонь.
— Он дурак, — тихо сказала Лера, но в её голосе была злость. — Огромный дурак.
— Саш, — Даша посмотрела на меня серьёзно, — мы рядом. Что бы он там ни решил, ты не одна.
Я кивнула, хоть и знала, что эти слова не сотрут того, что сказал Леон. Но сейчас… они хотя бы делали боль чуть тише.
Девочки остались у меня ночевать. Мы втроём заснули далеко за полночь — не потому что разговаривали, а потому что тишина всё никак не отпускала. На следующий день мы шли в школу вместе.
Я ловила себя на мысли, что мне приходится заново учиться жить… без него.
Говорят, первая любовь почти всегда несчастная. Я раньше думала, что это просто банальная фраза, но теперь… соглашалась. Хэппи-энды бывают только в слезливых романтических фильмах. В жизни же случаются такие удары, от которых перехватывает дыхание.
Стоило переступить порог школы, как в коридоре словно поднялась невидимая волна перешёптываний.
— Это с ней встречался Леон Демидов? — донёсся чей-то приглушённый голос.
— Это она? — прозвучало откуда-то сбоку.
— Наигрался и бросил… — хмыкнул кто-то ещё, не удосужившись даже понизить тон.
Я молча прошла к гардеробу, повесила куртку и уже собиралась уйти, как за спиной раздалось нарочито громкое:
— О, а вот и героиня мелодрамы, — усмехнулась Вероника, облокотившись на стойку. Её «свита» стояла рядом, как на подиуме, готовая поддакивать.
— Ты правда думала, что особенная? — зло выплюнула Злата, окинув меня взглядом с ног до головы.
Я почувствовала, как Лера за моей спиной чуть напряглась, а Даша уже сделала шаг вперёд, но я подняла руку, давая понять, что сама разберусь.
Особенная? Хотелось сказать им, что я и не претендовала. Что я просто жила. Любила. Верила. Но слова застряли в горле — слишком много сил уходило на то, чтобы удержать слёзы.
Я медленно повернулась к ним.
— Знаете, — сказала я тихо, но так, что рядом стоящие замолкли, — иногда лучше промолчать, чем выставлять себя глупыми.
Вероника склонила голову, изображая непонимание.
— Это ты сейчас нам?
— Это я сейчас всем, кто любит судить чужую жизнь, — я не повышала голос, но каждое слово звучало отчётливо. — Особенно тем, кто, похоже, слишком завидует, чтобы радоваться за других.
На секунду в коридоре воцарилась тишина. Лера и Даша стояли рядом, молча, но я чувствовала их поддержку, как щит за спиной.