«Ничего! И этих когда-нибудь поймают и определят в подобное учреждение», – утешил себя, усыпляя совесть.
После субботника и последовавшего за ним обеда, добрался до снятой ранее комнаты в частном доме на окраине города и переоделся в полусельско-гражданское: нижняя рубаха-вышиванка на выпуск ремешком подпоясанная, заношенный до лоска и заплат на локтях пиджак, картуз с когда-то лакированным козырьком. Посмотрелся в зеркало: ну, дурак дурачком – как только вчера из какой-нибудь Жмеринки!
«Наган» сзади за пояс, фанерный чемодан, перевязанный верёвкой в руки и на выход.
Заранее, ещё вчера со стороны и издалека, «визуально» познакомился с объектом и субъектом. Подхожу, уже практически вечером к знакомому двору, смотрю – «субъект» сидит себе на лавочке при воротах, дымит самосадом и явно скучает по выпивке…
Проходя мимо, останавливаясь передохнуть и поставив на землю отчётливо звякнувший стеклотарой чемодан, вытираю со лба пот. Вдруг, типа, замечаю дворника и, прямо по «Остапу Бендеру» спрашиваю, внутренне прикалываясь:
– Отец! Невесты в городе есть?
Вместо ильфовского-петровского «кому и кобыла невеста», из уст нижегородского работника метлы и совка лениво прозвучало:
– «Невесты»? Руки я вижу не отсохли – «гуся потеребить» и сам смогёшь!
Осталось только причмокнуть с досады, что с классикой не обломилось и перейди сразу к существу вопроса:
– Уважаемый! Хочется закурить – аж выпить не с кем, да так – что переночевать негде! Подсобил бы кто…
Пинаю красноречиво ручную кладь: «Дзинь, дзинь!».
Тот, поглаживая бороду, заинтересованно смотрит на чемодан:
– Ну, прям и не знаю – как помочь такому горю… Как звать то тебя, мил человек?
– Грицько, я…
Насторожился:
– Хохол, что ли?!
– Никак нет… Их бин украинец.
– Вот, как?! – удивился тот, – беглый петлюровец, штоль?
– Та, ни – я з Харькива…
Почесав в затылке, дворник наконец принял решение:
– Ну, заходи что ли, Гриня. Меня зовут Тихон…
Ну, хоть в чём-то с «12 стульями» срослось! Хоть с именем дворника.
В полуподвальной коморке дяди Тихона, нарисованного на холсте камина не было – зато до рези глаз фонило канализацией, кошками, остатками еды и вчерашней сивухой.
– Так я заночую у тебя? – спросил я, ставя на расшатанный стол четверть самогона.
– Да, ты хоть всю жизнь живи – лишь бы в стакане что булькало!
Меня, чуть не стошнило:
«Всю жизнь»…?! Здесь…?! Да я лучше повешусь».
С дворником мне повезло просто сказочно!
Вылакав вечером с литр первача, он затем впал в состояние «зомби»: проснётся – насцыт мимо помойного ведра, попьёт воды и снова в анабиоз. Утром, залил стакан самогона «за воротник» на «свежие дрожжи» и всё началось по новой. Уже в обед вышел пошатываясь наружу, увидел как я двор мету в его фартуке и поинтересовался при всём честном народе:
– Ты, кто такой?
– Племяш я твой, дядька Тихон – Грицианом кличут. Авдотьи сын из Харькива, что за Евдокима замуж во втором году вышла… Сестра ещё у меня была – Фёкла, да в прошлом году от испанки померла.
– Ммм… Ааа…, – промычал тот и вернулся в исходное состояние.
За воскресенье, я привёл засранный двор в идеальнейший порядок – буквально «вылизал» его, выметя сор из каждой щели и со всеми жильцами перезнакомился. Это в основном советские служащие из старых чиновников и пролетарии – вселённые «на уплотнение» в буржуйские квартиры ещё в эпоху военного коммунизма. Была среди них парочка совсем трубейных экземпляров – вроде Швондера с Шариковым, но в основном – довольно порядочные люди. Все без исключения жаловались на дворника – доставшегося им в наследство от «старого» режима. А уволить его трудовое законодательство не позволяет – Советская власть горой за таких! Это гораздо позднее уже – в конце тридцатых, Сталин закрутит гайки и, за прогулы будут давать срок.
Познакомился я мельком и с шофёром «Бразье-кабриолета» – хотя, по известным причинам, старался сильно не мельтешить у него перед «объективом».
В понедельник, «проводив» шофёра на службу, до обеда трясся как осиновый лист – заниматься угоном «тачек» мне в прежней жизни не приходилось да и, в новой – доводится в первый раз.