Оба, машут головами:
– Нет, не сможет!
– Вот точно так же, человек не знающий назубок уставы – не сможет стать хорошим командиром. Учите их и когда у вас обоих, они «от зубов будет отскакивать» – тогда мы с вами и поговорим. А если не сможете выучить, значит: в Красную Армию – вы оба не годитесь…
Хоть до конца ремонта, но они от меня отстали!
Глава 7. Соблазнение строптивого
Четырнадцатилетняя Елизавета Молчанова, была не сказать чтобы «писанная» красавица – но несомненно из тех девушек, при взгляде на которых мужчины обычно говорят: «В ней что-то есть!».
И, «весь мир кладут к их ногам»… Образно говоря, конечно.
Происхождения она – самого, что ни на есть «буржуазно-эксплуататорского»: из семьи крупного петроградского чиновника – бежавшего от «прелестей» диктатуры пролетариата куда подальше из «города трёх революций», но успевшего добежать всего лишь до Нижнего Новгорода.
Но, от лихой судьбины не убежишь!
На малой Родине Козьмы Минина её отца за что-то «контрреволюционное» арестовали и отправили искупать вину перед трудовым народом в ульяновский «Стан принудительных работ». Семья, естественно, последовала за своей главой и поселилась в самой волостном городишке.
Увы, но отец Елизаветы проработал на лесоповале недолго и, собственной смертью, сполна искупил вину нескольких поколений своих дворянских предков перед народом… А Елизавета с матерью остались в Ульяновке – ехать им было некуда да и не на что.
«Всё, что не убивает сразу – делает нас сильнее»!
Чтоб выжить в чужом городе, среди незнакомых людей, пришлось приспособляться. Не знаю каким образом (в любом даже – в самом мерзком случае, я её не осуждаю), мать Елизаветы сумела внушить доверие у новой власти и получила должность совслужащей по почтовому ведомству. Оклад небольшой, не пошикуешь особо (хахаха!) – но на жизнь пока хватает.
Лиза же, учится в волостной школе…
Хотя, я просто диву даюсь: чему она там может научиться?!
Немного пообщавшись я узнал: французский язык она знает как родной, разговорный английский – намного лучше меня. Кроме этого – латинский, древнегреческий, старославянский и всё остальное… В объёме того класса гимназии, конечно, что она успела закончить ко времени великого Февраля – когда по её словам: «У нас под окном какие-то "la canaille" городового растерзали».
Музыка, танцы, рисование, вышивание… Даже «сестринское дело» – уход за раненными, знает.
Видел и даже пару раз общался с её «маман» – бабой «вида хулиганского». Та, изо всех сил старалась «косить» под свою для пролетарской власти: носила красную косынку, ругалась матом и курила махру как паровоз – даром что только семечки не лузгала и семечками вокруг себя не расплевывалась.
Исключая конечно «махру», Лиза вся в неё!
Бойкая и решительная – умеющая за себя постоять на словах и на «кулачках», что даже не каждой её местной ровеснице присуще. Трудолюбивая и исполнительная просто потрясающе! Некоторые работы – та же очистка деталей кузова и шасси от грязи и глубоко въевшейся ржавчины, были просто фантастически нудными для непоседливых подростков не любящих однообразия. Ребята, хотя и изо всех сих старались, часто не выдерживали и бросали – втихомолку матерясь ломающимися отроческими басками…
Лиза же, казалось, может бесконечно долго тереть лист железа стальной щёткой!
Кроме того на втором этапе восстановления этого чуда французского автопрома, выяснилось (забегаю опять немного вперёд): и самую тонкую работу – настройку карбюратора, установку всевозможных зазоров и переналадку электрооборудования, к примеру, она выполняет лучше мальчишек… Наверное, из-за особенностей свой девичьей мышечной моторики.
Последнее обстоятельство, заставило меня сильно призадуматься…
Эта девочка опровергла расхожий «миф о блондинках» и первая заподозрила, что я не тот за кого себя выдаю – обнаружив полное моё незнание предметов, что преподавали до революции в гимназиях. Пришлось, уже в какой раз сослаться на контузию и тиф – что частично «отшибли» мне память.
– Сказать тебе по правде, Елизавета, – шепнул я ей на ушко, – я даже отца, мать и родных сестёр не помню… Как здесь очутился – ума не приложу!
Это был тонкий – хотя и довольно подленький с моей стороны, ход: подумав, она тяжело вздохнула:
– Моего старшего брата в «ту» войну германцы убили… А, вдруг нет? Может тоже – где-нибудь в беспамятстве живёт и про нас с мамой ничего не помнит.