Однако, так и разориться недолго!
Наконец, меня срочно разыскал товарищ Кац и выложил передо мной какую-то бумагу:
— Читай!
Глянул на писанину и аж в глазах от её содержания запрыгало:
— … Твою ж, мать!
— Вот именно! Обрати внимание — почерк тот же самый.
Это было не первый, даже не второй донос на меня в ГПУ и, отчего-то уверенно думаю — не последний.
— Да, уж сам вижу — не слепой чай… Твою ж, мать!
Абрам Израилевич не был связан никакой семейственностью с местными, поэтому в данном случае — он мой естественный союзник. Как и положено каждому уважающему себя менту, Кац имеет свои источники информации на подконтрольной территории — в том числе и на ульяновском почтамте.
— Теперь догадался, понимаешь — из чьей задницы на тебя «ветра» дуют?
Блин, это пипец — каким «догадливым» надо быть! Одного, не пойму:
— Понимаю, но не могу понять — где я им дорогу перешёл? Ведь, это же — не с керосина, оказывается, началось.
— Не знаю, разбирайся сам, — устало отворачивает взгляд, — но с этим надо что-то решать — этот донос вовсе не в мой районный отдел шёл… Когда-нибудь не поленятся, да отвезут лично в Нижний. Я тебя больше прикрывать не могу — без всяких обид.
— И на этом спасибо, Абрам Израилевич!
Хороший человек, с одной стороны…
— Отец, — спрашиваю дома за ужином, — а у тебя с семейкой Сапрыкиных, никаких серьёзных тёрок не было?
Вскидывает брови:
— Да, как не быть⁈ Это ж — пауки такие, с липкими волосатыми лапами!
И, давай мне рассказывать…
История старая, случившаяся ещё задолго до рождения моего реципиента: в девяностых годах прошлого века — когда и, Фёдор Свешников и Панкрат Сапрыкин были молодыми — полными юношеского задора и амбиций…
— Мы ж с ним ровесники и прежде большие друзья были! Да, из-за его неуёмной жадности — пробежала меж нами «чёрная кошка».
Сапрыкин в молодости был купец какой-то там «гильдии» и, унаследовав дело отцов, дедов и прадедов — крутился на торговле зерном и мукой в ульяновской волости. Надо отдать ему должное, способности к коммерческой деятельности имел немалые: всего за пять лет — разорив конкурентов, молодой Панкрат Лукич подмял под себя всю волость по хлебу и уже вплотную подбирался к уезду…
— Однако, всё ему мало было!
Тут случился очередной голодный год на Руси и, купец-монополист Сапрыкин так безбожно задрал цены на продовольствие — что народ стал реально дохнуть от бескормицы…
Этакий, «мини-голодомор» получился!
— Он всё наше волостное начальство тогда купил с потрохами и земство под ним «по струнке» ходило. И мне предлагал молчать за мзду, да я не смолчал.
Отец Фёдор «добрым словом и кадилом», усовестил барыгу-спекулянта — выгнав из Храма во время богослужения — пригрозив ему церковным наказанием, а то и отлучением:
— Не смог Панкрат через страх перед Господом переступить — не нонышние времена тогда были!
Кроме того, ульяновский иерей — организовав волостной «Комитет помощи голодающим», съездил до епископа «Нижегородского и Арзамасского» Владимира и выбил с того целый вагон муки.
Эх, до чего же боевой — мне названный батяня достался!
Жадный купец-барыга, взявший под эту «операцию» крупный кредит в банке — разорился вчистую… Панкрат Сапрыкин был объявлен банкротом, лишился гильдии и заложенного под кредит двухэтажного особняка и, чтоб иметь средства к существованию себя и своей семьи — нанялся приказчиков в лавку к купцу Королькову, торгующему керосином.
— С той поры затаил на меня злобу. Вроде уже старый и, о Боге в самую пору задуматься — а всё никак простить не может. И про тебя… Хм… Про сына моего злорадствал, когда тот без вести пропал: «Помнишь наш с тобой тогда разговор? Помнишь, как ты стращал — Бог меня за жадность накажет? А что на деле получилось? Бог наказал тебя — весь твой род изничтожив. А мой род плодится и множится: мои сыновья все они живы и до внуков уже дожился!».
Всего двоих его сыновей «близко» видел — но скажу, исходя из собственных впечатлений: его сыновья не только живы, но и такие рожи наели — не в каждый телевизор засунешь.