— Ты родился в годы «Царь-голода», когда засуха и неурожай в России усугубились жадностью таких вот «благодетелей» — взвинтивших цену на хлеб до заоблачных высот. Пока власти раскачивались организуя помощь населению, умерло с голоду и сопутствующих ему болезней множество народу — особенно детей… Тебе ещё «повезло»!
Внимательно слушает затаив дыхание, лишь пробормотав вполголоса:
— Врагу бы моему, так «повезло»…
Вкратце рассказал ему историю, слышанную недавно от Отца Фёдора и, затем:
— Теперь ты понимаешь, в твоём конкретном случае виноват именно Панкрат Лукич Сапрыкин — своей неуёмной жадностью превзошедший всех и вся! Это из-за него умерла твоя мать и, ты без её молока вырос таким тщедушным — в чём только душа держится… Это из-за него — конкретно из-за Сапрыкина, вслед за матерью умер твой отец — и без отцовской защиты ты стал таким…
Прикусывает до крови губу:
— … Трусливым.
— Ну… Просто — неуверенным в себе и своих силах, так скажем, — отрицательно машу головой и продолжаю, — это именно из-за этого купчины, ты в поисках «подножного корма» день-деньской пасся в лесу и лишился глаза…
И здесь произошёл взрыв!
Охрим соскочил опрокинув лавку, весь «наэлектризованный» — из единственного уцелевшего ока, аж искры сыпятся:
— ПАДЛА!!! Я УБЬЮ ЕГО!!!
— Сядь, сядь — успокойся!
Еле-еле поймал его и усадил обратно на лавочку — хотел куда-то немедленно бежать, что-то крушить и понятно кого убивать. Его всего колотит от мощного выброса адреналина, трясётся весь — зубы об стакан как отбойный молоток об гранит звенят…
Однако постепенно успокаивается:
— Я никогда не видел ни мать, не помню отца… Какими, интересно они были?
— Они были… — держу его за руку, — они были просто людьми — достойными более лучшей участи, чем им досталась.
— Я даже не знаю где их могилы…
С непоколебимой уверенностью в голосе обещаю:
— Ничего! Мы с тобою найдём их, помянем и поставим достойный памятник.
И, тут он поднял… Он поднял на меня глаз и, я увидел в нём… Когда-нибудь брали на улице в руки бездомного щенка? Вы видели, как он на вас смотрит? Вот-вот…
ВСЁ!!!
Теперь он мой.
Заглядываю через одинокий глаз в самую душу, в самые её тёмные уголки:
— Сказать по правде, Охрим, «убить» врага — дело нехитрое, я сто раз так делал…
Брешу, конечно — как сивый мерин, но у меня в здешних краях определённая репутация «больного» на всю голову и ей надо — хотя бы на словах, соответствовать.
— … Однако, что будет после убийства? Ты согласен сесть в тюрьму из-за этого подонка? Уверен: твои отец и мать — будь они живы, не одобрили бы этого! Другой вопрос: ты уже достаточно взрослый — тебе 31 год…
Не помню возраста героя-маньячилы Достоевского — геноцидившего топором старушек, но по моему мнению — именно в эти лета муЖЖЖчина начинает себя спрашивать: «Тварь я дрожащая или право имею?». В смысле: «Скоро старость, а потом я умру — чего я добился, какой след после себя оставлю?». Пытаясь ответить на этот вопрос, мужчина — так или иначе, начинает «дёргаться».
«Опасный возраст», одним словом! После сорока большинство мужчин обычно успокаивается, свыкаясь с мыслью — что после них на этом свете останется лишь огромная куча переработанного желудочно-кишечным трактом «добра» и, вонь разлагающейся «оболочки» — которую покинула бессмертная душа…
Продолжаю:
— … В таком возрасте, у тебя уже должно быть положение в обществе, своё жильё и семья, наконец.
Снова, сжимает с лютой ненавистью кулаки:
— Её я убью второй!
— Охолонь, — строго прикрикиваю, — сейчас не прежнее царское мракобесие и избавиться от нелюбимой жены — можно не убивая её, а просто разведясь. Буквально пять минут в ЗАГСе и ты — свободен от брачных уз и, можешь найти себе женщину для создания новой семьи.
Тот, как-то пришибленно смотрит на меня:
— Издеваешься, Серафим? Да, кому я такой нужен⁈
Соглашаюсь:
— «Такой», ты действительно никому не нужен — женщины предпочитают победителей, въезжающих в их город на белом коне. А если у тебя будет высокое общественное положение?
— Как, это? — растерялся.
— Если ты действительно займёшь место Панкрата Лукича — станешь заведующий «Нефтяным складом»? Причём, не через десять или двадцать лет, а ещё в этом году? Справишься ведь с делами: этот старый педрило — чему-то да научил тебя, сам же говоришь… Справишься с Нефтяным складом, Охрим?