— ЗАТКНИСЬ!!!
Латыш берёт в руки тетрадь, очень вдумчиво читает обложку написанную моей рукой и затем переворачивает на первую страницу… Рыбьи глаза его, довольно интенсивно выходят из орбит и начинают напоминать таковы ж, у камчатского краба.
«Птенец» у двери ещё не понял — что к нему подкрался большой и пушистый…
Писец!
Возможно, он решил-понадеялся, что это окажутся — те подложенные антисоветские листовки, которые я нашёл в сундуке отца и, по простоте душевной, переложил в собственный стол. Он привстал на цыпочки и вытягивая шею, пытался из-за чужих спин разглядеть — что в руках у главного чекиста.
И, тут Охрим сплоховал… Рукой указывая на меня, он плаксиво заблажил:
— Я не виноват! Это он, это всё он…!
В принципе, нечто подобное я от него ожидал — поэтому не растерялся и встав, перебил его зычно:
— Товарищи! В заведующем «Нефтяном складом» — Панкрате Сапрыкине и в членах его буржуазного происхождении семьи, я давно заподозрил наших непримиримых классовых врагов. По моей инициативе, с одобрения начальника районного отделения НКВД товарища Каца и, с помощью комсомольца и воспитанника Отряда военизированной охраны Михаила Гешефтмана, мною был завербован во вражеской среде агент — Охрим Косой, сочувствующий нашему пролетарскому делу. То, что вы перед собой видите — это результат его почти трёхмесячной агентурной работы, с которым я собирался завтра идти на доклад к товарищу Кацу…
Мля, музей восковых фигур — другим словами не скажешь! Или фантастический фильм по мотивам рассказа Герберта Уэльса — об человеке остановившим время.
— … Семья Сапрыкиных не только вела антисоветскую пропаганду, подготавливая контрреволюционный мятеж и почву для иностранной интервенции — но и обманывая и обсчитывая покупателей керосина, уворованными у советского народа средствами финансировала белогвардейские организации и иностранные разведки.
А вот теперь как минимум по червонцу этой семейке светит!
Причём, без всяких «амнистий» — по случаю взятия Бастилии 26-ю бакинскими коммунарами.
Первым опомнился «деверь» Сапрыкиных — Гринька Старожухин, не дав мне эффектно завершить речь. В руке его блеснуло лезвие…
Если бы он ударил Охрима ножом молча — лежать бы тому с выпущенными кишками и медленно подыхать. Однако, он допустил роковую ошибку, заорав:
— ПРОДАЛ, ИУДА!!! Ах, ты ублюдок кривой!
Я глаз не спускал с этого типа и, только он пасть открыл, молниеносно достав из-за уха ручку со стальным пером — метнул её вполоборота, попав тому куда-то в лицо. По причине толстой зимней одежды на том — метать в корпус хоть и достаточно острый, но сравнительно лёгкий предмет — смысла не имело.
Вскрикнув, Гринька дернулся — развернувшись на полкорпуса и, нож вместо живота Охрима — вошел по самую рукоятку в грудь стоящему в самых дверях чекисту-татарину. Тот коротко заверещав смертельно раненым зайцем — изумлённо-широко раскрыл быстро потухающие глаза и, по-киношному медленно, стал оседать вдоль двери на пол…
С матом вырвав ручку из глаза, сбив с ног уже по сути мёртвого чекиста, Гринька Старожухин ломанулся на выход. Брошенная мною вдогонку табуретка, попав под зад — только придала ему прыти.
Показывая растерявшимся чекистам и милиционерам на второго понятого из числа родственников Сапрыкина:
— Следите, чтоб этот вражина тоже не сбёг!
— Я не при делах! — возопил тот.
Мельком взглянул на сереющего лицом татарина и, с злорадной радостью подумал:
«Ээээ… Всем вам вышак — это однозначно!».
Вроде бы грех это — радоваться чужой смерти, да? Однако, реальная жизнь так устроена — не бывает без добра худа…
«Птенец Керенского» выскакивает во двор и, скинув тяжёлый полушубок, бежит вдоль освещённой электричеством Советской улицы, выискивая переулок потемнее — куда бы нырнуть… Я за ним вдогонку, одетый по-домашнему к тому же — практически босиком, в одних носках:
— ДЕРЖИ ЕГО!!!
Вот-вот скроется — ищи потом по впотьмах. Однако, как будто мои мысли почуяв, из тёмного переулка на полном ходу вылетает знакомый красный «Packard» и сбивает убийцу с ног.
Из остановившегося автомобиля выскакивает товарищ Кац при полном параде и с ним двое милиционеров. У всех троих в руках револьверы и они направленны на меня:
— Руки вверх, контра!
— Обознались, товарищи: «контру» мы с вами только что задержали.
Кац, несколько растерянно:
— Мы ж вроде на твой обыск едем… Тебя, разве ГПУне арестовало?
«Что-то ты не шибко-то торопишься на мой арест, хитрая жидовская морда!», — подумалось про себя, а вслух сказал: