Утром она посетила салон красоты и парикмахера, откуда вернулась с тщательно уложенными золотистыми волосами и безупречным макияжем. Она купила новые наряды: модное платье сине-зеленого цвета и лакированные сапоги. В таком виде ее можно было принять за мою сестру.
Я осталась в чем была. Мне не хотелось присутствовать на празднике и весь вечер слушать пьяные крики гостей, и я решила уйти к подруге. Поэтому, когда в дверь позвонили, я подумала, что это кто-то из гостей. Открыв ее, я увидела огромный букет темно-красных роз и собиралась уже позвать маму, но букет опустился, и показалось лицо Джона.
— Я решил, что ты будешь рада моему приезду. Я свободен только на выходные, но так по тебе соскучился… Прости, что не позвонил, я просто поехал в аэропорт и сел на первый же рейс в Стокгольм. Бог мой… как я рад снова тебя видеть!
Он стоял, держа букет перед с собой, как щит. Рюкзак лежал у его ног. Это был мой Джон. Те же темные волосы, тот же улыбчивый рот. Я оторопела. Так мы и стояли несколько минут со стеной из роз между нами, пока мое тело не решило все за меня. Я подошла к Джону и взяла его лицо в свои ладони, как когда-то он — мое. И слезы хлынули у меня из глаз. Слезы радости. Разве могло быть иначе?
Я так разволновалась, что даже не сообразила пригласить его войти. Это сделала мама, прибежавшая посмотреть, не к ней ли пришли. Сначала она увидела розы:
— Какая прелесть! Как раз то, что мне нужно… Я…
Тут она поняла, что посетитель ей незнаком, и вопросительно уставилась на меня. Ко мне вернулся дар речи, и я представила их друг другу. Мама оправилась от шока первой:
— Ну входи, входи же. У Евы не хватило ума тебя впустить. Она, наверное, решила, что ты так и будешь стоять на пороге весь день. Кстати, как ты, наверное, уже догадался, я Евина мама.
Она улыбнулась ослепительной, призывной улыбкой и протянула Джону ухоженную руку с накрашенными ногтями. Он после короткого колебания поднес ее к губам и поцеловал, а мама довольно расхохоталась.
— Не существует мужчин галантнее англичан. Как это мило! Ты приехал как раз вовремя. Сегодня мой день рождения. My birthday.
Хотя мама не раз бывала в Лондоне и общалась с иностранными партнерами, она говорила по-английски не очень хорошо, зато эмоционально. Джон растерянно переводил взгляд с нее на меня. Потом он нашелся: осторожно разделил букет на две части и протянул цветы нам обеим:
— Тогда справедливо будет, что вы обе получите цветы.
Мама схватила свои и зарылась в них лицом, потом с улыбкой сказала:
— Они пахнут божественно. Как ты узнал, что розы — мои любимые цветы?
Джон улыбнулся и ответил, что не мог этого знать, просто ему, как и мне, нравятся розы. Он посмотрел на меня, и мне захотелось отвлечь его внимание от мамы, но я не могла выдавить из себя ни слова.
— Пойдем в кухню и поставим цветы в вазу. Пока Ева соберется сделать это, они успеют завянуть. Снимай куртку. Хочешь выпить?
— С удовольствием, — ответил Джон, и когда мама скрылась в кухне, посмотрел на меня вопросительно.
— Похоже, она в хорошем настроении. А ты говорила, что она стерва.
— Не всегда, — ответила я.
«Только по отношению ко мне», — добавил Пиковый Король в моей голове, но Джон его не услышал. Он просто обнял меня, и я почувствовала, как бьется его сердце под курткой, как его щетина царапает мне щеку, ощутила знакомый запах, смешанный с ароматом роз, вспомнила лето и вкус его губ.
— Ты как роза, которая цветет круглый год, не забыла? — прошептал он мне в волосы и поцеловал. Его теплые губы заставили меня забыть о том, что мама поблизости. Только услышав смех, я вспомнила о ее существовании.
— Хватит обжиматься. Это мой день рождения, и мы будем его отмечать. Возражения не принимаются, — сказала она Джону.
Он отпустил меня и посмотрел на нее, стоявшую с двумя вазами в руках: черной и белой.
Она расхохоталась. Джон тоже засмеялся, сначала осторожно, потом свободнее, и эта сценка предстала перед первыми гостями: смеющиеся мужчина и женщина с двумя вазами, полными роз — и я, которая смотрит на них, словно превратившись в соляной столб.
Скоро дом наполнился людьми, нас с Джоном зажали в угол, а гости все прибывали и прибывали. У мамы раскраснелись лицо и шея, она радостно обнимала и целовала друзей. Розы она поставила на пол. Я думала, цветов будет много, но никто ничего не принес. Один из новоприбывших произнес речь. Похоже, это был кто-то из маминого начальства. У него были черные кудрявые волосы, узкий черный пиджак и элегантные туфли.