Теперь нужно было ждать. Отведённые из боя солдаты использовали каждую свободную минутку, чтоб отдохнуть. Некоторые из них устроились поблизости, повалились на землю, кое-кто сразу захрапел. Я порылся в сумке, вытащил свой личный запас лепёшек с мясным фаршем и приказал передать своим ребятам — мне пока не хотелось есть, а им, может быть, скоро снова в бой.
Впрочем, и те ребята, которым не досталось лепёшек, не терялись. Каждый солдат знает, что еда и сон — самое главное в жизни мужчины, которому предстоит сражаться. Всё потому, что только сытый и отдохнувший человек может быть достаточно внимательным, достаточно ловким и сильным, чтоб выжить в бою. Поэтому разведчики, побеспокоившись о товарищах, привезли несколько барашков, взятых на ближайшем хуторке, отдыхающие принялись их свежевать и в спешном порядке печь мясо.
По лесу пополз аромат спеющей на углях баранины. Ну и что, что в паре сотен метров от костра ещё идёт сражение? Есть-то хочется прямо сейчас и прямо здесь…
— Сейчас враг унюхает ароматы и прибежит харчеваться, — пошутил я.
— Дозволено ли будет пригласить командира угоститься чем бог послал?
— С удовольствием. Просто удивительно, что на здешних хуторах ещё можно отыскать хоть какую-то провизию или скот.
— Едва ли. — Боец говорил спокойно, даже деловито. — Нам просто повезло. На хуторе никого из живых не осталось. Убили их вчера или даже сегодня и, похоже, не имели времени переловить всех барашков. Часть разбежалась, но хозяйская собака сработала образцово. Всех собрала обратно на хутор. Даже жалко было убивать лохматую.
— Это уж точно. — Я сдёрнул с углей ещё один кусок. — Да, слушаю. Что там?
— Элшафр распорядился спросить, следует ли предлагать врагу сдаваться.
— Пусть смотрит по ситуации. Что лишние силы-то тратить? Если удобно будет брать в плен, осмысленно и безопасно, пусть берёт.
— Слушаю, командир.
— Донесения есть? Нет? А приказы из Ставки?
— Нет, командир.
— Что с гвардейцами и с господином Акшантой? Где он?
— Тут я. — Раджеф спрыгнул с седла как-то тяжеловато и, сильно прихрамывая, стал подниматься к нашему костру.
— Что случилось? Ранен?
— Был бы, если б не доспех. Просто сильно прилетело. Всё хорошо. Подкрепление к Ущелью уже не подойдёт.
— Садись, перекуси.
— Надо бы возвращаться в Ставку.
— Дай людям перевести дух. — Я сильно наклонился к нему и понизил голос: — Если б там ситуация была критическая, нас бы известили. И срочно отозвали.
— Ты прав. — Супруг Аштии тяжело опустился на брошенное поверх крупной кочки седло. Выставил пострадавшую ногу. — Надо перекусить.
— Подайте мяса! Давай-ка я твою ногу посмотрю. Мой медик сейчас занят, но если надо — оторвётся, подойдёт.
— Ну посмотри… Что скажешь?
Стащить с Акшанты сапог, расшнуровать поножи и закатать штанину потребовало времени. Завершив, я в растерянности уставился на голую конечность.
— Что опыта мне явно не хватает. Эй, есть тут опытные в лекарском деле люди?
— Я есть, — подошёл Хидбар. Нагнулся и с минуту разглядывал место травмы. Потом осторожно ощупал его. — Я бы сказал, что тут перелом без смещения. Для уверенности могу потыкать иголками.
— Потыкай, — равнодушно ответил Раджеф.
— Обезболить?
— На твоё усмотрение.
— И раз так, то я сам вызову транспорт, не буду беспокоить врача.
— Зачем транспорт?
— Чтоб увести командира в тыл. В госпиталь.
— Это ещё почему? Из-за такой ерунды?
— Перелом — не ерунда, господин. Может быть смещение. Командиру нужно поберечься.
— Так закрепи, поставь мне лёгкие шины, этого будет достаточно. Я езжу в седле, а не стою в строю. Обойдусь без госпиталя. Хотя бы сегодня, когда нужно закончить начатое.
— Тогда я обезболю. Но если командир будет активно двигаться, нога может распухнуть, вне зависимости от того, поставлю я шины или нет.
— До вечера доживу. — И Раджеф принялся поедать мясо, наблюдая за тем, как Хидбар работает с его ногой. Потом самостоятельно натянул сапог.
А я подумал, что настоящий подвиг начинается не там, где жаждущий славы и восхищения вчерашний мальчишка кидается в атаку первым, а там, где люди равнодушно, обыденно совершают действия, которые обыватель сочтёт из ряда вон выходящим. И совершают потому, что считают это своим долгом и абсолютной нормой. Потому что организм не обманешь. Ликующий бросок на врага мигом может обернуться бегством, если так решит чувство самосохранения. А солдат, совершающий обыденные чудеса, так и будет их совершать. Это для него органично.