— Да. — Возглас вырвался у меня слишком громко.
— Хорошо. — Одобрил норвин. — Кто-то должен отомстить за несчастную Морислейг, верно? И если дети перестанут мстить за своих родителей, то куда покатится мир?
Он резко развернулся, прошагал к выходу, распахнул дверь. Из приоткрытой створки донесся чей-то вопль:
— Пошлите за Глердой!
Вслед зазвучали тяжелые шаги, но дверка тут же захлопнулась, и звуки отрезало.
По дороге в мыльню Алюня то и дело икала, пряча заплаканные глаза. На лестнице дворца и на первом поверхе было странное затишье — ни души, словно все попрятались. Пока мы шли по проходу подклети, мимо двери поварни, двери справа и слева то и дело открывались. Оттуда наружу высовывалась то бабья, то мужская голова. Смотрела выпученными глазами короткое мгновенье и снова пряталась.
— Здешние-то, — глухо прошептала Алюня, — прячутся! Ровно чумные мы теперь.
Помылась я быстро. Испачканное деревенское платье Алюня прибрала, сказав, что сама постирает. Той лукавой девахи, что ехидно хихикала, называя меня госпожой, больше не было — Алюня только что не кланялась, принимая от меня вещи, а потом поливая на руки отстой золы и воду. То ли смерть Морисланы её напугала до дрожи, то ли Рогор что-то сказал.
Обратно в терем мы шли в молчании, сопровождаемые все теми же испуганными взглядами из-за неожиданно открывавшихся дверей. Наверху лестницы стоял набычившийся Рогор.
— Верч Яруня призывает к себе госпожу Тришу.
Он махнул рукой в сторону Алюни, та исчезла, испуганно ойкнув. Придвинулся ближе, склонился ко мне.
— Ты, госпожа Триша, поосторожнее там. Кланяйся не в пояс, а до земли, верча называй великим господином Яруней. И о Ерислане лучше не заикайся. Не твое это дело — меж верчей лезть, они и так между собой не ладят. — Он понизил голос до шепота. — Яруня знает, что ты Морислейг не племянница, но на людях этого не покажет. И ты помолчи. Он тебя простой травницей считает, которую госпожа наняла по надобности. Если вдруг спросит, куда собираешься после всего, отвечай, что домой, в родное село.
Он отступил на шаг, громко возвестил:
— Ступай за мной, госпожа Триша! Я покажу, куда идти.
И зашагал вниз по лестнице.
Глава восьмая. Проклятье
Горница, куда привел меня норвин, смотрелась богато. Стол и лавки застилала лиловая ткань в золотых узорах, с синими и алыми кистями по краям. Подзоры на окнах поблескивали густо нашитым жемчугом, в резных поставцах у стены высились стопками странные кирпичи, утянутые тисненной кожей, с чудными золотыми знаками по бокам. По беленным стенам тянулась роспись — розаны и многоцветные птицы, от потолка до пола.
У окна на лавке сидел тот самый мужик, который заявился в горницу Морисланы вместе с травницей. Лицо широкое, как лопата, по краю поросло кудрявым волосом, коричневым с сединой. Голова тоже с проседью, по углам тонкого рта коромыслами залегли глубокие морщины.
Напротив, у стены, сидела и травница — молчком-тишком, скромно положив руки на колени и опустив глаза.
— Великий господин Яруня! Вот родственница госпожи, которую ты искал. — Рогор, вошедший первым, отбил низкий поклон и исчез.
Я молча махнула поклон до земли, поздоровкалась:
— Подобру тебе, великий господин Яруня.
Тот нетерпеливо махнул рукой, приказывая подойти. Я сделала несколько шагов.
— Госпожа. — на этом слове у верча дернулся угол рта. — Триша. Я знаю, что ты знакома с травницким делом. Ты тоже считаешь, что госпожа Морислана умерла от травы, которую травницы именуют кольшей?
— Ясен пень. — Подтвердила я. — От неё.
Верч прищурился.
— Поскольку госпоже Морислане и её дочери в моем доме приносили один поднос на двоих, выходит, отравили её не здесь. Иначе вместе с ней умерла бы госпожа Арания. Морислана приехала в кремль только позавчера вечером. И до сих пор никуда, кроме как на пир, не отлучалась. Значит, там, на пиру, её и отравили.
Он вскочил на ноги, оскалился то ли зло, то ли радостно.
— Гляньте, люди добрые, что твориться! Отравить знатную женщину на королевском мосту, за столом самого короля! Да ещё как отравить! Те, кто это сделал, ответят, не будь я верч Новинский! А если в этом замешан верч Ламаньский.
Мысли мои скакнули. Яруня — верч Новинский! Значит, в этом доме и нужно спрашивать о моем погибшем отце, Варяте. Вот только навряд ли здешняя прислуга знает какого-то земельного. может, лучше спросить самого верча?