— Что-нибудь прикажешь, госпожа Аранслейг?
У Арании, лезшей в колымагу, дрогнули плечи.
— Да. Ждите меня тут.
Когда дверца захлопнулась, Ургъёр проревел:
— Мы будем ждать тебя, внучка моего брата!
Повозка тронулась. Едва мы выехали со двора, я спросила:
— Слышь, госпожа Арания. а где ты научилась так по-волчьи выть?
Госпожа сестрица вскинула глаза от колен.
— Что, похоже? Отец заставил. Это одно из десяти обязательных умений женщин рода Кэмеш-Бури, серебряного волка. Я и не хотела, да матушка велела делать все, что он прикажет. И вот поди ж ты — пригодилось. Хорошо хоть взвыла-то?
— Чисто волк в ночи. — С восхищением сказала я.
И Арания вдруг улыбнулась.
Едва мы въехали в ворота кремля, дробный стук колес сразу помягчел — здесь брусчатку уложили ровнее, чем в городе, так что дорога под колымагу стелилась гладкой скатертью. Кони облетели кремль по кругу, прижимаясь к стене, подскакали к королевскому дворцу. Мы вышли.
У распахнутых дверей застыли жильцы. Рядом на ступеньках поджидал немолодой мужик в длинной белой рубахе, прихваченной поясом из красных кожаных ремешков. При виде нас мужик поклонился, провозгласил:
— Госпожа Арания с госпожой Тришей? Следуйте за мной.
Повел он нас по лестнице до четвертого поверха. Там сошел со ступенек и ступил в малый проход, шедший вокруг лестничного провала закорюкой. Распахнул дверку, расписанную цветами и птицами — судя по клювам и хохолкам, дроздами. Горницу за ней охраняли четверо жильцов, державших на плечах обнаженные мечи.
Тут немолодой мужик остановился, бросил:
— Ждите, сейчас о вас доложу.
И исчез, но тут же появился снова. Мотнул головой, указывая на дверь, украшенную резными птахами.
— Вас ждут. Идите обе.
Арания чуть сгорбилась и пошла вперед. Я зашагала следом.
Вторая горница оказалась угловой. По двум стенам шли решетчатые окна, а за ними расплеснулась в берегах зелено-голубая лента громадной реки. Солнце её серебрило, белые просинки пятнали — должно быть, лодки плыли.
У стены по правую руку от двери стоял на небольшом возвышении громадный стул. Чудной такой — подлокотники навроде выпущенных вперед птичьих крыл, заместо ножек вырезанные из дерева большие птичьи лапы. На высокой спинке сидели два серебряных дятла, нацелившись друг на друга клювами. Меж ними к потолку поднималась железная ветка в медной листве. И листья по виду походили на березовые.
Король Досвет сидел на стуле, чуть подавшись вперед и согнувшись. На этот раз он был с непокрытой головой, без собольей шапки со стрелой. Под густыми волосами, темно-русыми с сединой, просвечивали две залысины, идущие от висков к затылку. Под глазами набухли мешки, набрякли прожилки — нехорошо выглядел король, нездорово. И на того молодцеватого мужика, что вошел в залу для пира два дня назад, уже не походил.
В руке, небрежно разложенной по подлокотнику-крылу, король держал грамоту с алой ленточкой по изнанке пергамента. Глядя на нас усталым, мутным взглядом.
Арания, вошедшая первой, отвесила поясной поклон, я сделала то же самое.
— Подобру тебе, король-батюшка! — Негромким голосом сказала госпожа сестрица. Застыла с опущенной головой.
— Подобру, король-батюшка! — Повторила я, тоже опуская голову.
Сказано держать глаза опущенными вниз, вот и будем. Только сладенько улыбаться чего-то не тянуло. Да ладно, чай, не выгонят.
Король шевельнулся на своем стуле с дятлами — я услышала, как хрустнули у него позвонки.
— Поздорову вам, девицы. Кто из вас Арания, дочь Морисланы?
— Я, батюшка. — Тихо ответила Арания, не поднимая головы.
— Печалюсь вместе с тобой о твоей матушке. — Немного невнятно сказал Досвет. — Морислана была славной госпожой, вечная ей память. И за мой род в свое время пострадала. Так что за мной должок остался, Арания, дочь Морисланы. Но об этом потом.
И он обратился уже ко мне, но другим голосом, построже:
— А ты, стало быть, госпожа Триша?
— Она, король-батюшка. — Я не выдержала и подняла голову. Несподручно разговаривать, упершись взглядом в пол.
Старым он мне показался, король Досвет. Вроде как ещё больше постарел, пока с нами разговаривал.
— Пришел ко мне вчера верч Яруня. Криком кричал, охальник, что притаилась де в моем королевском дворце измена. Мол, смерть славной госпожи Морисланы не от болезни приключилась, а от некой травы-отравы. Кричал также, что в тереме еду госпожи всегда пробовала травница Триша, родня госпожи Морисланы, со стороны Ирдрааров норвинских. И выходит по всему, что отраву госпоже Морислане могли подсунуть лишь у меня на пиру. За моим королевским столом. Говорил также верч Яруня, что госпожа Триша Ирдраар, стоявшая у ложа Морисланы в её последний час, может подтвердить его слова. Так ли это, девица?