Странная Сила закружилась вокруг, словно пытаясь пожрать, растворить ее в себе… Какое-то время она пребывала в непонятном безразличии, чувствуя, как распадается на части, а потом вдруг откуда-то из глубин ее существа поднялся гнев, неукротимый, точно лесной пожар. Умереть вот так, даже не попытавшись бороться? Ну уж нет! Шассэр говорил о боли? Пусть так, но это лучше, чем безропотно сложить руки, пока тебя… едят!
„Это моя душа, и если ты хочешь сожрать ее — попробуй сначала подчинить меня!“ — с вызовом обратилась она к неведомому нечто и тут же закричала от невероятной, невозможной боли.
Шассэр, внимательно наблюдавший за этим, застонал. Зачем?! Он же говорил ей, как больно будет, если сопротивляться! А тем временем картина на Путях менялась: от зависшей в воздухе фигуры девушки начало распространяться голубоватого сияние, и через какое-то время она оказалась в центре паутины, сплетенной из связывающих Лиассу с Вратами нитей. Паутина становилась все более яркой, наливаясь Силой, что выпивала из души Лиассы…
Боль, накатывающая волнами, изматывающая, невыносимая. И шепот: сдайся, отдай всю себя, отдохни! Боль длилась и длилась, и Лиасса дрогнула, а странная Сила возликовала, шепча ей все убедительней. Сдаться и позволить унести себя этому потоку? Перед ее мысленным взором проходили картинки: мама, упрямо защищающая свою еще не рожденную дочь, ее собственное бегство в большой и такой пугающий мир, учеба и борьба за независимость наперекор всему, яростный взор реи Тарина и ее слова: „не смей сдаваться“, и снова она же, на экзамене: „настоящему целителю подчас требуется больше мужества, чем боевому магу“, насмешливый взгляд рена Нерана, словно спрашивающий „ну что, отступишься?“ Отчаянные поиски выхода, жестокий выбор судьбы, глаза Шассэра… И как вершина всего явственно, словно наяву звучащий голос бабушки: „Борись, милая, не сдавайся! Ты же сильная, ты же Эс'Шери! Ты же сама говорила: раньше смерти сдаваться нельзя!“ Лиасса собрала все это и бросила в пасть жадной силе, застонав от боли и запрокинув голову в безмолвном крике.
Шассэр почувствовал, как его охватывает гнев и отвращение к себе. Это из-за него это дитя, так похожее на его Ассиану, страдает от боли! Сам не понимая как, он рванулся из Безвременья, выдираясь оттуда, словно из кокона и чувствуя себя так, словно с него заживо снимают кожу. А потом он вновь очутился на Путях, приблизился к Лиассе и обхватил ту за плечи, желая забрать часть её муки. И ни тот ни другая не заметили, как яростным огнем вспыхнул рубин в хэсси Эс'Шери: алый, словно огонь луч ударил в небо над скрещеньем Путей, а голубоватые нити Силы окрасились багрянцем…
— Боги, что это? — рея Нассия растерянно смотрела на внучку.
— Шассэр, — тихо ответила Верховная, глядя на то, как на груди Лиассы проступают очертания амулета, — она его Хранительница. И да, только она может открыть Пути снова!
— Какой ценой? Собственной жизни? — смерив ее яростным взглядом, рея Нассия снова повернулась к кокону. И тут же охнула, когда хэсси Эс'Шери зажегся яростным сиянием и тонкий лучик коснулся ее груди.
— Рея Нассия! — Атисс заботливо поддержал ее под руку, — с вами все в порядке?
— Да, — странно улыбаясь, ответила та, высвободила руку и беспрепятственно коснулась кокона, словно обнимая его.
И в тот же миг по всему Каррасу застыли члены рода Эс'Шери, почувствовав отчаянную нужду Главы и зов старейшей…
Лиасса почувствовала, как что-то изменилось. Боль стала больше, а потом она вдруг ощутила их… Любовь, нежность и заботу бабушки, поддержку дяди Каэсса, симпатию милой хлопотуньи Эссины, спокойную уверенность воинов рода… Снова, как в момент принятия ею хэсси Эс'Шери, она чувствовала каждого члена рода, но теперь не она давала им силы! Наоборот, каждый из них делился с ней своей силой, уверенностью, поддержкой… огнем своей души! Казалось, бабушка обняла ее, а все остальные встали рядом, поддерживая и направляя, не давая той странной Силе, что питала Пути, сожрать ее душу!
Шассэра отшвырнуло в сторону, точно игрушку. Встряхнув головой, он восхищенно выдохнул, глядя на Лиассу: сейчас та пылала, точно факел, в небе над скрещеньем Путей, прогоняя прочь серую пелену. Он ощутил, какой невероятной силой полнится все вокруг, и вдруг услышал — непонятно чем — тихий вопрос:
— Готов ли ты отпустить ее и дальше быть разумом Путей? Готов ли принять ее огонь?